Когда последний на свете представитель живых существ перестанет дышать, должны будут придти и исчезнуть иные небеса и иная земля, прежде чем жизнь сумеет возродиться снова.
Уильям Биб (William Beebe)
Природа, которая нас окружает, сегодня сильно отличается от той, какой она была 10000 или даже 100 лет назад. Любое место на Земле в той или иной степени подверглась влиянию человека, а многие экосистемы и вовсе исчезли под воздействием его деятельности. Вымерло множество видов живых организмов, нарушены естественные циклы круговорота веществ, потеряны миллиарды тонн плодородного слоя почвы, сократилось генетическое разнообразие, а возможно, изменился и сам климат планеты.
Причина таких глобальных экологических изменений проста – воздействие на экологические системы планеты 5,7 миллиардов людей (рис. 1.1) и результатов их деятельности. Население Земли увеличивается на 95 миллионов в год (260 тысяч в день), что превышает способность экосистем к восстановлению. Биологическое разнообразие, результат нескольких миллиардов лет эволюции, стремительно сокращается и находится ныне в критическом положении. Страдает от разрушения окружающей среды и сам виновник происходящего - Homo sapiens.
Кажется, ничего нельзя сделать с неотвратимым увеличением населения, которое превосходит ресурсы нашей планеты. Однако на эту очень серьезную проблему можно смотреть с оптимизмом по крайней мере по трем причинам. Во-первых, некоторые страны (например, Коста-Рика, Куба, Мексика, Венесуэла и Таиланд)существенно сократили рост населения, причем в довольно короткие сроки. В некоторых других странах, скажем, в Венгрии и Германии, население за последние несколько десятилетий даже уменьшилось.
Во-вторых, биологическое разнообразие сокращается не из-за количества людей как такового, а из-за их деятельности. В развивающихся странах наступление товарного сельского и лесного хозяйства выдавило деревенскую бедноту в городские трущобы, на крутые склоны холмов и в другие экологически хрупкие ландшафты. В индустриальном мире богатые страны потребляют непропорционально большую долю мировых ресурсов. Но эти процессы обратимы.
Третье, и самое главное – уровень рождаемости высок там, где где сильны экономические стимулы для существования больших семей: то есть выживание семьи зависит от неквалифицированного тяжелого труда. Как следствие, образование и подходящие условия экономического развития могут значительно снизить уровень рождаемости.
Существует несколько условий снижения роста населения: равенство полов, доступность образования, справедливое распределение доходов на селе и сельскохозяйственная экономика, основанная на природоохранных принципах использования природных ресурсов.
Биология охраны природы - это ответ научного сообщества на кризис биологического разнообразия. Это область знания, в которой принципы экологии, биогеографии, популяционной генетики, экономики, социологии, философии и других наук применяются к поддержанию биоразнообразия в природе. В современном виде она оформилась в 1980-х годах, хотя ее корни уходят глубоко в историю. Биология охраны природы – синтетическая дисциплина, поскольку она использует как традиционно академические науки, такие как популяционная биология и генетика, так и практические традиции ведения лесного, охотничьего хозяйства и близких областей. Формирование природоохранной биологии вызвано глобальными антропогенными изменениями, которые привели к крупнейшему видов живых организмов, сравнимому разве что с меловым биогеоценотическим кризисом, самый известный пример которого – исчезновение динозавров около 65 миллионов лет назад.
В экологическом плане наша история переживает критический момент, и сегодняшнее поколение работников охраны природы занимает в ней особое место: из сотен тысяч поколений людей, существовавших до нас, ни одно не несло прямой ответственности за возможное уничтожение человеком большей части видового разнообразия планеты. Если человечество не будет действовать быстро и эффективно, следующее поколение просто не будет иметь возможности этому помешать. Мы являемся “ключевым звеном”, и биология охраны природы является “кризисной” дисциплиной во всех смыслах этого слова (Soule, 1985). В идеале, биология охраны природы должна перейти от анализа каждого отдельного кризиса к новой науке, которая позволит предсказывать и предупреждать кризисы и подготавливать научно обоснованные меры для их избежания.
Многие могут спросить: что же нового в биологии охраны природы? Люди занимались охраной природы десятилетиями и даже веками. Это верно, однако “новая” биология охраны природы отличается от традиционной по крайней мере в трех отношениях.
Во-первых, в ней сформирован значительный теоретический фундамент, на основе которого она развивается уже долгое время. Разработанные учеными-теоретиками экологические и генетические модели доказали свою применимость в реальных ситуациях. Устаревшее и вредное разделение исследований на “чистые” и “прикладные” наконец исчезает, когда исследователь и управляющий ресурсами объединяют интеллект и профессиональный опыт, совместно решая локальные и глобальные проблемы охраны природы.
Во-вторых, традиционная охрана природы имела экономический, утилитарный характер, и основной задачей такой охраны было поддержание хорошего “урожая” отдельных видов. Природа рассматривалась как источник выгоды для человека (причем во главу угла ставилась западная цивилизация), как место, где можно “взять” зримые, осязаемые вещи – оленей, форель, полезные ископаемые, строевой лес. Управление ресурсами заключалось в увеличении численности отдельных видов, которые, однако, являются лишь малой частью огромного разнообразия видов в природе. “Новая” биология охраны природы считает, что каждый элемент видового разнообразия важен и имеет неотъемлемую ценность. Поэтому управление ресурсами превращается в контроль над всеми природными экосистемами и биоразнообразием.
В эту главу входят четыре Очерк, в которых описаны подробные перспективы “новой” биологии охраны природы. В них представлены позиции ученого (Стэнли А. Темпл, Stanley A. Temple), государственной службы (Хал Сальвассер, Hal Salwasser), неправительственной организации (Катрин С. Фуллер, Kathryn S. Fuller) и частного землевладельца (Билл Мак-Дональд, Bill McDonald).
Биолог-природоохранник новой формации осознает, что разнообразные экосистемы важны не только для обеспечения существования видов, которые мы непосредственно потребляем, но также для жизни почти бесконечного числа других форм, в том числе тех, о которых мы практически ничего не знаем. Такой ученый понимает, что природные экосистемы важны для поддержания жизни на всей планете, в том числе для обеспечения нашего собственного существования и процветания как вида (Odum, 1989; Dily, 1997).
Наконец, в-третьих, биология охраны природы позволяет нам выработать меры, которые должны быть приняты для сохранения биологического разнообразия не только и не столько биологами. В частности, экономисты и политики могут сделать гораздо больше для охраны природы, чем биологи. До тех пор, пока взаимодействия человечества с живой природой не изменились коренным образом, большая часть наших биологических знаний останется бесполезной.
Целью биологии охраны природы является понимание природных экологических систем настолько, чтобы можно было поддерживать их разнообразие несмотря на глубокую деградацию многих из них в результате антропогенного воздействия. Этот процесс дошел до стадии, когда скорость вымирания современных видов стала в 1000 – 10000 раз выше нормальной скорости при отсутствии влияния человека (Wilson, 1989). Таким образом, биология охраны природы стремится обеспечить основы оптимального управления в сильно нарушенными экосистемами.
В 1965 году эколог Г. Эвелин Хатчинсон (G. Evelyn Hutchinson) сравнила живую природу с “экологическим театром”, на сцене которого происходит “спектакль эволюции”. Эта метафора очень точно описывает миссию биологии охраны природы: сохранить актеров в этом спектакле эволюции и экологическую сцену, на которой происходит игра. Биология охраны природы старается поддержать разнообразие генов, популяций, видов, местообитаний, экосистем и ландшафтов, а также процессы, которые в них протекают в природных условиях: естественный отбор, биогеохимические и гидрологические циклы, фотосинтез, потоки энергии. Это драматичный спектакль с действием на различных пространственных и временных уровнях, где исчезают одни актеры и появляются другие. Но спектакль в конечном счете приходит к одному – к динамическому эволюционному процессу на меняющемся экологическом фоне. Биология охраны природы призвана сохранить эти естественные эволюционные процессы, работая с реальным экологическим окружением.
Усилия по сохранению живой природы в мировом масштабе стали предпринимать сравнительно недавно, хотя охрана экономически важных природных ресурсов имеет долгую историю. Хотя разрушение окружающей среды в нынешних масштабах мы можем считать недавно возникшим явлением, человеческая история всегда сопровождалась значительной деградацией среды. Человечество несет ответственность за вымирание большей части крупных млекопитающих в Северной Америке, которое произошло вскоре после проникновения людей из Азии примерно 11000 лет назад (Martin and Klein, 1984). Согласно так называемой гипотезе “блицкрига” (Martin 1973), мастодонты, верблюды, тапиры, глиптодонты, гигантские ленивцы и многие другие виды полностью вымерли из-за охоты на них вскоре после колонизации человеком этого континента. (То же касается и “мамонтовой фауны” Евразии – Прим. ред.)
Во времена античной Греции Аристотель упоминал о повсеместном уничтожении лесов на побережье Балтики. В это же время в Передней Азии были вырублены леса для постройки торговых кораблей. Это было вызвано ростом торговых городов, таких как Константинополь (ныне Стамбул). Пустынные территории (большая часть современной Турции, Сирия, Ирак и Иран) являются искусственными, появившимися в результате уничтожения лесов. На самом деле, эта часть Азии в более ранние времена была известна как “земля вечной тени”. Италия и Греция в Средиземноморье также были густо покрыты лесами до прихода человека.
Даймонд (Diamond, 1992) показывает, что где бы не поселился человек, практически везде он разрушает окружающую среду. Этот и другие исследователи (напр. Redford, 1992) развенчивают миф о “благородных дикарях”: простых, но мудрых людях, которые очень заботятся о природе. Большинство племен и народов оказывало продолжительное разрушительное воздействие на свое окружение. С другой стороны, некоторые общества все-таки смогли уменьшить свое влияние на среду и существовали в более стабильных условиях, чем остальные.
Во влажных тропиках ранние земледельческие общины справлялись с проблемой истощения ресурсов тем, что перекочевывали на другое место, когда урожаи падали, а охота переставала быть добычливой. В сегодняшнем переполненном людьми мире это уже невозможно. Некоторые из этих кочующих земледельцев использовали, а другие применяют и сегодня определенные формы охраны природы. Во многих тропических регионах комплексные “леса-сады” помогли стабилизировать использование земли (Carrol, 1990). Некоторые кочующие земледельцы научились управлять естественной сукцессией. Например, в аграрно-лесном хозяйстве Даммар на Суматре естественные лесные участки сегодня превращают на 10-20 лет в комплексный обогащенный лес на основе даммары (Shorea javanica), из которой получают смолу, и других экономически важных естественных пород (Mary and Michon 1987). Такие участки структурно близки к серийным сообществам естественной сукцессии, и возможно, помогут поддержать биоразнообразие в регионе. Не следует думать, что управление природными ресурсами – это недавнее западное изобретение, в мире есть множество примеров такого управления и в других культурах (рис. 1.2).
Нельзя не отметить хрупкость этих традиционных систем в условиях современного тесно взаимосвязанного глобального рынка. Использование таких “агролесов”, как Даммар, может неожиданно прекратиться по двум причинам. Во-первых, руководство национального парка Буркит присвоило большую часть лесного хозяйства Даммар и наложило строгие ограничения на использование оставшейся земли. В частности, надолго оставить землю под паром становится все сложнее. Во-вторых, растущий городской рынок создал большой спрос на рис, а также на кофе и гвоздику. Поэтому аграрно-лесное хозяйство Даммар все сильнее вытесняется рисовыми и кофейными плантациями.
В Европе усилия по охране природы раньше были в основном нацелены на поддержание численности охотничье-промысловых животных в частных владениях – охрану дичи в королевских заповедных угодьях и частных поместьях. До 18 и 19-го веков проблемам общественных земель уделялось очень мало внимания. Как следствие этого, эксплуатация таких общих ресурсов привела к началу 18 века к исчезновению лесов на большей части территории Европы. В Великобритании это случилось еще раньше – многие леса были уничтожены уже к 12 веку (McKibben, 1989). Потребность в древесном угле для отопления жилья и промышленных нужд привела к практически полному уничтожению оставшихся “общих” лесов к концу 18 века. В Азии усилия по охране природы были также направлены на сохранение дичи и ограничивались охраной частных земельных угодий высшего сословия. Говорят, что решающим аргументом для администрации президента Теодора Рузвельта, представленным заведующим лесным хозяйством Гиффордом Пинчотом (Gifford Pinchot) во время его успешной кампании по созданию Федерального лесного управления США (U.S. Forest Service) в 1905 году, стало сравнение двух иллюстраций – старинного изображения местности в Китае, с лесами и пастбищами, и более поздней фотографии того же места, на которой был виден выветренный и бесплодный ландшафт.
У охраны природы в США довольно необычная история. Европейские колонисты, попав на американский континент, увидели ландшафт, который по сравнению с “истощенной” Европой казался совершенно нетронутым. Разумеется, аборигены тоже воздействовали на природу и даже уничтожили некоторые виды, но низкая плотность их населения и отсутствие технологий предотвратили полное разрушение. Американские индейцы широко использовали огонь при освоении земель для сельского хозяйства и охоты. Некоторые историки показывают, что атлантические прибрежные земли, очищенные индейцами от лесов, стали важными центрами колонизации для европейских поселенцев и помогли им выжить в их первые зимы (Russell, 1976).
В колониальный период североамериканские леса широко использовались для получения пиломатериалов, мачтового леса, камеди и терпентина, а также древесного угля на топливо. Огромные площади расчищались для сельского хозяйства. Потребности в лесоматериалах, которые росли вместе с увеличением населения, энергично удовлетворялись эксплуатацией, казалось бы, бесконечных лесов. По мере того как цивилизация распространялась на запад, к лесам как источникам материала снова обратились в связи со строительством железных дорог и зданий. До того, как прерии стали основой для зернового хозяйства, на побережьях для получения соленого сена (Spartina) разрабатывались соленые болота (марши).
Однако, колонисты уничтожали леса не только ради практической выгоды. Многие религиозные группы, особенно пуритане, относятся к лесу как к обиталищу дьявола. Даже сегодня остаются следы этого убеждения – например, в детских сказках, где ведьмы, тролли и гоблины живут в глухих лесах. Даже взрослые часто больше боятся остаться в одиночестве в глухом лесу, чем в центре города, несмотря на высокий уровень городской преступности.
Таким образом, леса были нужны для удовлетворения растущих экономических запросов, к тому же они полагались практически неисчерпаемыми и вдобавок считались прибежищем зла – не лучшие условия для их сохранения. Конечно, и в Северной Америке охраняли леса, но для формирования эффективной системы лесной охраны потребовалось несколько столетий. Сначала должно были возникнуть значительное население, чьи источники существования не были так тесно связаны с эксплуатацией лесных ресурсов.
В Америке было три философских движения, связанных с охраной природы: два в 19-м и одно в 20-м веке (Callicot, 1990). Этика романтически-трансцендентальной охраны природы берет свое начало с произведений Ральфа Уолдо Эмерсона (Ralph Waldo Emerson) и Генри Дэвида Торо (Henry David Thoreau) на востоке, а также Джона Муира (John Muir) на западе континента. Эмерсон и Торо были первыми выдающимися американскими писателями, которые еще в середине 19 в. утверждали, что у природы есть иное назначение помимо экономической пользы для человека. В частности, они рассуждали о природе в религиозном смысле: как о храме, в котором человек общается с Богом и восхищается его творениями. Природа рассматривалась как место для очищения человеческой души вдали от искушений цивилизации. Это была философская и эстетическая позиция, которой придерживался и Муир, который доказывал необходимость общественного движения за охрану природы в ее первобытном состоянии и осуждал ее разрушение ради материальной выгоды. Движение Джона Муира процветает и сегодня в виде многочисленных городских групп по охране природы. Его прямым наследником является Сьерра-клуб (Sierra Club).
Этой неэкономической точке зрения противостояла так называемая этика охраны ресурсов, которая обрела популярность усилиями Гиффорда Пинчота в начале 20 века. Этот подход основан на популярной утилитарной философии Джона Стюарта Милля и его последователей. Пинчот видел в природе лишь “природные ресурсы” и ввел лозунг “наибольшее благо есть наибольшее количество на долгое время” (Pinchot, 1947). Согласно Пинчоту, природа – это набор компонентов, которые либо полезны, либо бесполезны, либо вредны для человека. Заметьте антропоцентрическую ценность природы – не потому, что она является частью “Божьего промысла” (как у трансценденталистов), а поскольку природные ресурсы питают экономическую машину и необходимы для повышения материального уровня жизни. Пинчот (1947) однажды заметил, что “самый первый и главный факт, касающийся охраны природы, заключается в том, что ее охрана необходима для [нашего] дальнейшего развития”.
Подход Пинчота к охране природы делал акцент на справедливости, то есть на равном распределении ресурсов среди потребителей (как настоящих, так и будущих), а также на эффективности, то есть минимальных убытках. Это привело к появлению концепции многоцелевого использования национальных земель и водосборных бассейнов, которой придерживаются сегодня Федеральное лесное управление США и Бюро землеустройства. При многоцелевом использовании земель на них одновременно ведется много различных видов деятельности – заготовка леса, выпас, охрана дикой природы, отдых и охрана водных угодий. Поскольку рыночная экономика может быть эффективной в большей или меньшей степени и имеет мало общего с равенством, для развития и усиления политики охраны природы признано необходимым государственное регулирование или полное общественное владение ресурсами. Подробная перспектива разрешения конфликтов при многоцелевом использовании, основанная на личном опыте, предлагается Эдвином П. Пистером в Очерк 1C.
Так возник раскол, при котором “хранители” (Муир, Эмерсон, Торо) защищают нетронутую дикую природу и ее духовное значение, а “разумные хозяева” исповедуют утилитарное видение мира через его ресурсы. Третье движение, появившееся в 20-м веке, возникло вместе с развитием эволюционной экологии. Эволюционно-экологическая этика была развита Олдо Леопольдом в его классических эссе, опубликованных вскоре после его смерти под названием A Sand County Almanac (1949) [“Календарь песчаного графства”, русский перевод: М., Мир, 1983 – прим. ред.], а также в других его работах. Леопольд был воспитан в традициях охраны природы ради ее полезности в духе Пинчота, но позже счел такой подход неадекватным и научно неточным. Развитие экологии и эволюции показало, что природа не является простым набором независимых компонентов, одни из которых полезны, а остальные можно отбросить, но представляет собой единую сложную систему взаимосвязанных процессов и компонентов, наподобие хороших швейцарских часов. В них есть лишь несколько деталей, которые непосредственно нужны владельцу, например стрелки (если это часы со стрелками). Однако правильное функционирование этих частей зависит от работы десятков невидимых компонентов, которые должны работать все вместе. Леопольд видел экосистемы именно так, и это тот контекст, в котором развивалась современная экология. Позже это статическое видение было заменено динамическим пониманием экологии, которое обсуждается ниже. Тем не менее, этика землепользования Леопольда остается философским основанием биологии охраны природы.
Хотя эволюционно-экологическое видение мира, обновленное концепцией неравновесности, является наиболее биологически адекватным подходом, современная охрана природы основана на синтезе этих трех философских концепций. Этика охраны ресурсов, сформировавшаяся в конце 19-го века, все еще является ведущей парадигмой, которой следуют службы общественных ресурсов, такие как Федеральное лесное управление. Она рассматривает леса США как экономические богатства, которые должны разумно использоваться для удовлетворения многочисленных нужд человека (рис. 1.3). Романтико-трансцендентальная этика охраны природы является идеологией деятельности множества неправительственных природоохранных организаций. В их цели входит сохранение природных территорий в их первозданном состоянии, поскольку они ценны сами по себе. Эти различия вызывают постоянные конфронтации между различными группами.
Эволюционно-экологическая этика Леопольда является наиболее обоснованным подходом, и должна служить философским основанием для большинства решений, касающихся биоразнообразия. Это единственная система, которая может сделать хотя бы отчасти полезные прогнозы нашего воздействия на природу. Но она все еще является лишь частью общего процесса принятия решений. Экономические, духовные и социальные нужды человека тоже должны приниматься во внимание. Верные управленческие решения, касающиеся природных территорий, могут приниматься без обращения к эволюционной экологии, как это происходит обычно во многих службах, управляющих ресурсами (примеры такой политики подробно обсуждаются в главе 17). Поэтому бессмысленно и этически неправильно основывать исчерпывающие решения по землепользованию лишь на эволюционной экологии, оставляя без внимания интересы людей, на которых это отразится.
Сегодня большинство природных территорий – это остатки некогда непрерывной чреды местообитаний в ландшафтах, где победили экономические усилия человека (рис. 1.4). Жизнь на любом таком природном участке сильно зависит от того, что происходит за его пределами. Длительное существование естественной экосистемы невозможно без ее включения как составляющей части в план экономического развития более обширной территории. Так же, как эволюционно-экологическая этика землепользования выросла из традиционных дисциплин, чтобы ответить на наступивший кризис биоразнообразия, так и традиционные аспекты экономики и наук о человеке дают основу для развития новых междисциплинарных взглядов, иногда называемых “экологической экономикой” и “экологической антропологией”. Взглядов, которые нацелены на долговременную устойчивость окружающей среды.
Пришла пора заменить диаметрально противоположные природоохранные взгляды, провозглашенные еще в 19 веке, на теоретически и практически обоснованный сплав естественных и гуманитарных наук, где бы точкой отсчета служила этика сохранения природы. Это будет полезно для развития природоохранной биологии, а в конечном итоге послужит созданию устойчивой биосферы.
К 1960-1970-м гг. многие экологи поняли, что естественные экосистемы, в том числе их излюбленные объекты изучения, во всем мире стремительно исчезают. Биологическое разнообразие, результат миллионов лет эволюции, было бездумно списано со счетов, и в некоторых случаях сознательно разрушено. Природоохранные усилия в этот период концентрировались на отдельных компонентах, таких как крупные позвоночные, почвы или водные ресурсы. Вторичные, менее заметные компоненты биоты в экосистемах, такие как насекомые, нематоды, грибы и бактерии, и сложная сеть взаимодействий между ними не принимались в расчет. Настало время изменить это отношение.
Основу современной биологии охраны природы заложили работы Раймонда Дасманна “Охрана окружающей среды” (Raymond Dasmann, Environmental Conservation, 1959) и Дэвида Эренфельда “Биологическая охрана природы” (David Ehrenfeld, Biological Conservation, 1970). Эти труды соединили серьезную эволюционную экологию с сохранением природных ресурсов, и обозначили направление, в котором должна развиваться современная охрана природы.
В 1980 г. Майкл Сулей (Michael Soule) и Брюс Уилкокс (Bruce Wilcox) опубликовали основополагающую работу под названием “Биология охраны природы: эволюционно-экологическая перспектива”, в которой они представили охрану природы в новом свете. За ней скоро последовала работа Франкеля (Frankel) и Сулея (1981) “Охрана природы и эволюция” (Conservation and Evolution), новая попытка привлечь внимание к эволюции как основе для решений по охране природы. Эти усилия были продолжены в 1983 году Шоневальд-Коксом (Schonewald-Cox) и др. в работе “Генетика и охрана природы: рекомендации по управлению популяциями диких животных и растений”, которая была преимущественно направлена на кратко- и долгосрочное генетическое (и, следовательно, эволюционное) здоровье управляемой популяции. Вскоре после этого, в 1985 году, было образовано Общество биологии охраны природы (Society for Conservation Biology), которое начало быстро расти. Появился новый журнал, Conservation Biology (рис. 1.5), который был создан в дополнение к уже существующим Biological Conservation и The Journal of Wildlife Management. Таким образом, видение международной охраны природы менее чем за десять лет решительно изменилось и продолжает изменяться и поныне.
Студенты, изучающие сегодня биологию охраны природы, должно быть удивятся, узнав что они все еще находятся “в рядах первопроходцев”. Наука об охране окружающей среды все еще развивается и нуждается в большом количестве светлых умов, чтобы определить ее будущие направления. Тот, кто считает, что в науке уже все открыто и не осталось места для новых достижений, еще не знает, сколько неразрешенных проблем стоит перед биологией охраны природы. Надеюсь, следующие главы прольют на это свет.
Сквозь всю эту книгу будут проходить три принципа, которые являются общепринятыми парадигмами биологии охраны природы (Таб. 1.1). Парадигма – это “мировоззрение, разделяемое научной дисциплиной или сообществом” (Kuhn, 1972), или “система теорий, которые служат основой для дисциплины” (Pickett et al., 1992). Парадигма в общих чертах обозначает подход, принятый в дисциплине, и направляет практическую деятельность в рамках этой дисциплины. Мы считаем, что эти принципы настолько общи для практики охраны природы, что они должны проникнуть во все ее аспекты и определять всю такую деятельность.
Принцип 1: Эволюционные изменения. Популяционный генетик Феодосий Добжанский (Theodosius Dobzhansky) однажды сказал: “Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции”. Эволюция – это принцип, который объединяет всю биологию; это единственный механизм, который может объяснить существующее сегодня в мире многообразие живых организмов. Она представляет историческую перспективу динамики жизни. Процессы эволюционных изменений являются основными правилами, по которым действует живой мир.
Специалисты по охране природы должны постоянно помнить метафору Эвелин Хатчинсон о “экологическом театре и эволюционной пьесе”, которая обсуждалась выше. Решения проблем биологии охраны природы нужно искать в рамках эволюции. Поступать вопреки этому означает идти против естественных законов (Meffe, 1993).
Генетический состав большинства популяций обычно меняется со временем: за счет дрейфа генов в малых популяциях, миграции из других популяций или естественного отбора (это подробно обсуждается в главе 6). Цель природоохранных усилий – не остановить генетические (и, следовательно, эволюционные) изменения, не пытаться сохранить статус-кво, но дать популяциям возможность и дальше адекватно отвечать на изменения среды.
Принцип 2: Динамическая экология. Экологический мир, “театр” эволюции – это динамический, очень неравновесный мир. Классической парадигмой в экологии долгие годы являлась “парадигма равновесия”. Считалось, что экосистемы находятся в равновесии и стремятся к определенной точке стабильности (климаксное сообщество). Эта парадигма рассматривает замкнутые системы с саморегулирующимися структурами и функциями и включает широко известную концепцию “природного баланса”. Охрана природы в рамках такой парадигмы относительно проста: выбрать подходящие природные участки, прекратить антропогенное воздействие на них, тогда со временем в них восстановится естественная структура, и они будут функционировать в равновесии неограниченно долго. Если бы все было так просто!
В последние десятилетия экологические исследования показали, что природа куда более динамична (Pickett et al., 1992). Хотя концепция “природного баланса” и эстетически привлекательна, но она биологически некорректна. Экосистемы, популяции или частоты генов могут показаться постоянными в небольших временных и пространственных масштабах, но при других масштабах рассмотрения станет явен их динамический характер. Этот принцип относится в равной степени как к экологической, так и к эволюционной структуре (например, к числу видов в сообществе и к характеристикам конкретного вида). Усилия по охране природы, основанные на статичном видении экологии или эволюции, представляют природу в ложном свете и будут менее эффективными, чем те, которые основаны на динамическом видении.
Современная ведущая парадигма в экологии (Botkin, 1990) утверждает, что экосистемы в основном не находятся в динамическом равновесии (по крайней мере, не бесконечно долго) и не имеют точки стабильности. Экологическая структура и функции часто регулируются извне. Природные возмущения (пожары, наводнения, засухи, бури, землетрясения, вспышки болезней и т.п.) порой более существенны. В самом деле, мы теперь знаем, что биологическое разнообразие в таких разных экосистемах, как прерии, леса умеренного и тропического пояса и литоральная зона, поддерживаются неравновесными процессами (рис. 1.6). Экосистемы состоят из мозаики местообитаний и плавных переходов между ними, а не из внутренне однородных и легко классифицируемых сообществ.
Важно понять, что наше внимание к неравновесным процессам не означает, что взаимодействия между видами незначительны или непредсказуемы, и потому не важны. Сообщества – это не хаотические смеси видов, они действительно имеют структуру. Во все сообщества входят группы сильно взаимосвязаных видов, и во многих случаях эти взаимосвязи имеют давние эволюционные корни. Тем не менее, структура сообществ не постоянна и изменяется в определенных временных и пространственных масштабах. Такие изменения являются универсальным свойством экологических сообществ.
В свете этой парадигмы охрана природы концентрирует внимание на динамических процессах в конкретных природных условиях. Специалисты по природоохранной биологии должны стремиться понять, как взаимодействие между неравновесными процессами и иерархией взаимосвязей видов определяет структуру сообществ и биологическое разнообразие. Экосистемы являются открытыми системами, с потоком видов, веществ и энергии, и должны рассматриваться в контексте своего окружения. Следующий шаг состоит в том, что охраняемые территории не могут пониматься, как вещи в себе, а должны интегрироваться в большие природоохранные сети с учётом пространственных и временных изменений. Этот принцип был в дальнейшем развит Петрайтисом и др. (Petraitis et al., 1989), Боткиным (Botkin, 1990), Пикеттом и др. (Pickett et al., 1992), а также Пикеттом и Остфельдом (Pickett and Ostfeld, 1995).
Принцип 3: Человеческое присутствие. Человек есть и будет частью как естественных, так и нарушенных экологических систем, и его присутствие должно быть учтено при планировании охраны природы. Попытки защитить природу от людей, огородив ее стеной, неизбежно обречены на провал. Как сказано в Принципе 2, экосистемы открыты для обмена видами, веществами и энергией. Поскольку природные резерваты обычно окружены землями и водоемами, которые интенсивно используются людьми, совершенно невозможно полностью изолировать охраняемые территории от внешних влияний. Это влияние должно приниматься во внимание при планировании природоохранной деятельности. На самом деле, на изолированных охраняемых территориях возникают свои проблемы из-за возрастания вероятности вымирания и потери генетического разнообразия для многих видов.
С другой стороны, вовлечение людей в охрану природы имеет свои преимущества. Во-первых, люди, которые давно живут на территории какого-либо резервата, часто очень много знают о местной природе. Это “знание старожилов” может быть полезным при управлении охраняемой территорией (см. Очерк 11B). Местные жители могут играть важную роль в составе штата сотрудников заповедника, а также охранников и преподавателей. Во-вторых, охраняемые территории должны быть “дружественны к пользователю” для того, чтобы иметь общественную поддержку. Для этого есть два способа – разрешить публике доступ в те части резервата, где есть естественные тропы, и вести экологическое просвещение местного населения. Большинство людей гордятся своим природным наследием, и важной миссией всех природоохранных экологов является развитие этой гордости через общее экологическое образование. Если люди не осознают, что заповедник имеет для них какую-то ценность, они не поддержат его.
Наконец, аборигены с их традиционной культурой являются исторической частью экологического ландшафта и имеют этическое право на земли, где они живут. Туземные народности тысячелетиями существовали “на своей земле” от альпийских до тропических регионов, и сгонять их во имя охраны природы просто неэтично. Более того, они сами добавляют в систему культурное и лингвистическое разнообразие, которое в глобальном масштабе стремительно исчезает. Потеря аборигенных культур и языков является такой же важной проблемой, как и потери на других уровнях биологического разнообразия. К тому же, некоторые из этих культур выработали принципы стабильного сосуществования с природой, которые могут послужить моделями для современного устойчивого развития.
Мы должны признать, что местные культуры имеют право распоряжаться своей судьбой. Было бы наивно предполагать, что туземные культуры могут остаться неизменными, и внешние воздействия не повлияют на них. Мы можем понять их внутренние системы ценностей и знание местных природных ресурсов, и попробовать сотрудничать с ними ради достижения двойной цели – охраны природы и устойчивого экономического развития.
Мы должны включить в рамки охраны природы и современную цивилизацию, поскольку она больше всего влияет на использование ресурсов. Многие специалисты считают, что природу можно сохранить надолго, лишь обеспечив приемлемый стандарт жизни для всех людей. Конечно, это требует большего равенства между людьми, с меньшим несоответствием между “имущими” и “неимущими”. Равенства можно достичь, только убедив часть людей принять более низкие стандарты жизни, чтобы другие могли выкарабкаться из безнадежной нищеты, в результате чего человечество в целом будет меньше воздействовать на окружающую среду. Это будет нелегкой задачей. Придется также задействовать и другие факторы, такие как контроль над рождаемостью, пересмотр принципов землевладения и землепользования, образование, здравоохранение, равноправие женщин и так далее.
Конечно, биология охраны природы не исчерпывается этими тремя принципами. Так, Майкл Сулей (Michael Soule), соучредитель Общества биологии охраны природы (Society for Conservation Biology), приводит четыре постулата и их следствия, отражающие природоохранные ценности (Soule, 1985).
Первый постулат Сулея гласит, что разнообразие организмов есть благо. Похоже, людям присуще наслаждаться разнообразием форм жизни (Э.О. Уилсон [1984] называет это биофилией), и люди понимают, что природное разнообразие является благом для существования человека и природы. Следствие из этого постулата гласит, что преждевременное вымирание (т.е. вымирание, вызванное деятельностью человека) – это плохо. Второй постулат говорит о том, что экологическая сложность есть благо, и является продолжением первого, выражая “превосходство природного перед искусственным, дикой природы перед садами”. Отсюда следует, что упрощение экосистем – это плохо. Третий постулат, эволюция есть благо, уже обсуждался выше. Из него вытекает, что противодействовать процессу эволюции – плохо. Последний, четвертый постулат утверждает, что разнообразие биоты имеет внутреннюю ценность, независимо от ее практического значения. Отсюда следует, что разрушение разнообразия человеком – это плохо. Это, возможно, самая главная мотивация для охраны биологического разнообразия.
Эти положения можно оспорить, как всякое философское утверждение, которое по определению не может быть установлено на объективной научной основе. Тем не менее они в той или иной степени приняты многими – как в природоохранной биологии, так и шире. Некоторые моменты этих споров будут освещены в следующей главе.
Биология охраны природы имеет особенности, отличающие ее от других наук. Отчасти это вызвано устрашающим характером самой проблемы разрушения окружающей среды. Другая причина уникальности этой дисциплины – в принципиальных конфликтах между сложностью, динамикой и взаимосвязанностью природных систем и человеческой склонностью контролировать, упрощать и подчинять эти системы.
Сулей (1985) назвал биологию охраны природы “кризисной дисциплиной” по отношению к остальной биологии, по аналогии с отношением хирургии к остальной физиологии или войны к политологии. В таких кризисных дисциплинах решения часто приходится принимать на основе неполных данных, ибо “промедление смерти подобно”. Такое быстрое реагирование требует работы с доступной информацией с максимальным использованием интуиции и той эффективностью, которая только и возможна, чтобы справиться с неопределенностью. Это, конечно, противоречит тому, к чему привыкли академические ученые, но тем не менее, необходимо для принятия практических решений. Эти проблемы обсуждаются ниже, в главах 16 и 17.
У специалистов по биологии охраны природы часто запрашивают информацию различные структуры, которые занимаются такими вопросами, как создание охраняемых территорий, последствия интродукции видов, распространение редких и находящихся под угрозой видов, экологическая экспертиза. Эти вопросы обычно политически и экономически важны, и решения не могут ждать детальных исследований, занимающих месяцы и годы. “Эксперт” должен предоставить быстрые, ясные и точные ответы (что, конечно, обычно невозможно). На него смотрят с неудовольствием, если его ответы не удовлетворяют “заказчика” или противоречат краткосрочной экономической выгоде. Таким специалистам постоянно приходится балансировать между строгой научной достоверностью, которая добывается ценой порой фатального промедления, или рекомендовать действовать, основываясь на общих соображениях и неполной информации и рискуя своей научной репутацией.
Биология охраны природы – это широкая дисциплина, в которой требуются знания из таких разных областей, как молекулярная генетика, биогеография, философия, ландшафтная экология, политология, социология, популяционная биология и антропология. Синтетическая сущность природоохранной биологии изображена на рис. 1.7. На нем показано, как она соотносится с естественными и гуманитарными науками.
Первая особенность биологии охраны природы состоит в слиянии “фундаментальных” наук – популяционной биологии и экологии – с “прикладными”, которые рассматривают управление природными ресурсами. Исторические различия между этими областями исчезают, и практические работники обоих направлений начинают работать совместно для достижения общих целей. Вторая черта – это необходимость привлечения результатов гуманитарных наук. Поскольку биология охраны природы появилась прежде всего из-за человеческого вмешательства в природные системы, понимание человеческих взглядов жизненно важно для разрешения противоречий между деятельностью человека и живой природой. Наконец, биология охраны природы является холистической, единой дисциплиной, так как изучает экосистемы целиком, и междисциплинарный подход к ней эффективнее редукционистского.
Для достижения успеха в охране природы необходимо прочное междисциплинарное сотрудничество. В 1989 году состоялась конференция, которая показала, какими видят своих будущих сотрудников по охране природы глобальные ресурсные агентства (Jacobson, 1990). Необходимы не узко специальные навыки, а способности решать практические задачи. Это включает “(1) междисциплинарную широту вместе с глубиной знания конкретной науки; (2) опыт полевой работы; (3) языковые и коммуникативные навыки; (4) навыки лидерства, особенно умение находить консенсус” (Jacobson, 1990). Каннон и др. (Cannon et al., 1996) также указывают на важность развития коммуникативных навыков у биологов-природоохранников. Широкое образование и способность работать в разных дисциплинах вместе с глубокими знаниями в области специализации – это идеальное сочетание для достижения реальных результатов в биологии охраны природы.
Экологические системы сложны, порой уникальны, и предсказуемы пока только в очень общих чертах. Общество и даже некоторые ученые часто не понимают, почему экологи такой неопределенный народ, который не говорит ничего прямо и не предлагает простых решений проблемам окружающей среды. Причина, конечно, в том, что простого ответа обычно нет. Динамика экологических систем выражается в вероятностях, случайные влияния могут быть определяющими, и многие важные процессы нелинейны. Неопределенность свойственна экологии и охране природы, и вероятностные ответы на вопросы более естественны, чем детерминированные.
Поэтому специалисты в области охраны природы часто сталкиваются с недоверием общества, но не по причине своей некомпетентности или неразвитости самой этой области, а потому что даже самая простая экосистема гораздо сложнее, чем самые сложные человеческие изобретения, и большинство людей об этом не имеет никакого понятия. Это недоверие легко может быть использовано представителями заинтересованных групп: адвокатами, инженерами, застройщиками. Все они привыкли иметь дело с конкретными ситуациями, в которых все можно количественно измерить и подвести практический итог. Такой итог никогда не было легко подвести в экологии, и мы можем только надеяться донести до других этот факт, не поддаваясь искушению давать бессмысленные и опасные ответы, не имеющие реальных оснований. Биолог-природоохранник должен думать “вероятностно” и понимать природу научной неопределенности. Поэтому специалисты охраны природы должны планировать стратегии управления и восстановления с запасом прочности, как это делают инженеры при проектировании моста или самолета.
Наука призвана быть объективной и свободной от таких человеческих слабостей, как мнения, цели и желания. Но, поскольку науку делают люди, на нее влияют опыт и цели ученых, хотя они часто и не признаются в этом. “Слишком много учителей, менеджеров и исследователей пойманы в ловушку позитивистского западного образа науки без ценностей; … Биологи должны понимать, что наука, как и все остальное, пропитана ценностями. Установление норм, не зависящих от точек зрения людей, является первым шагом критического мышления” (Grumbine, 1992). Это понимание науки, основанной на ценностях, получило название “постмодернистской науки” и подробно обсуждается в Главе 16 и Очерк 19А.
В отличие от других областей науки, биология охраны природы является “ориентированной на результат” (Soule, 1986). Ее цель – сохранить природные экосистемы и биологические процессы, что, конечно, ценно само по себе. Тем не менее, ее методология должна быть объективной и научной. В противном случае будет потеряно всякое доверие к ней. Однако биологи-природоохранники не должны обманывать себя, считая свою область свободной от влияния ценностей. Ее ценности ясно определены: природные системы и биологическое разнообразие есть благо и они должны быть сохранены.
Вопрос ценностей в биологии охраны природы недавно обсуждался в журналах по охране природы и в различных научных сообществах (Barry and Oelsclaeger, 1996; Meffe, 1996). Основной темой стал вопрос о том, будут ли ученые-природоохранники вовлечены в развитие политики, и если да, то как. Можно сойтись на том, что ученые несут ответственность перед обществом, предоставляя свои знания для основанной на ценностях цели сохранения природы, однако для достижения этой цели должна служить основанием объективная наука. Объективность науки не должна приноситься в жертву для достижения заранее заданных целей, иначе все доверие к науке будет потеряно.
Биология охраны природы должна неограниченно долго сохранять разнообразие экосистем и их устойчивость. Этим она отличается от традиционных идей приумножения ресурсов. Задача выполнена, когда система сохраняет разнообразие своей структуры и функционирует на протяжении долгого периода, а также когда процессы эволюционной адаптации и экологических изменений могут продолжаться, а не тогда, когда больше оленей добыто в этом году, или даже больше территорий попало под охрану. Лейтмотивом биологии охраны природы является понимание того, что эволюция – это центральная концепция биологии, и она играет главную роль в природе.
Охраны экосистем можно достичь только ценой постоянного неусыпного контроля. Даже “защищенные” территории могут быть со временем разрушены, если в них, к несчастью, есть ресурсы, привлекательные для могущественных групп и отдельных людей. Примером тому служит Арктический национальный заповедник (США). Эта зона особо выделена ввиду ее экологической важности, но она периодически открывается для добычи нефти, поскольку мировые политические процессы влияют на цену и доступность этого сырья. То, что кажется хорошо защищенным сегодня, может быть разрушено завтра ради сиюминутной выгоды. Поэтому специалисты по природоохранной биологии должны постоянно следить за сохранением природных территорий и находиться “над схавткой” политических сиюминутных интересов, влияющих на охрану природы. Природные экосистемы легко уничтожить, но даже частично восстановить их крайне трудно.
Прочитав эту книгу, вы, возможно, найдете противоречия в наших утверждениях. Может показаться, что с одной стороны, мы советуем позволить природным процессам идти своим чередом, а с другой – предлагаем активно управлять ими. Мы будем признавать неравновесные процессы в целом, но затем обсуждать детерминированные процессы, достигающие равновесия в частных случаях. Это сделано не для того, чтобы ввести вас в заблуждение. Экосистемы сложны и уникальны. То, что имеет смысл в одной ситуации, будет неприменимо в другой. В них присутствует огромное количество индивидуальных отличительных особенностей и противоречивых требований. Сценарий охраны природы определяется и достигается индивидуально, а не автоматически, по готовым рецептам.
Биология охраны природы не проста, но и не безнадежно сложна, и нам необходимо еще долго ее изучать. Кроме всего прочего, она предоставляет не имеющие себе равных возможности для тех, кто хочет решать проблемы реального мира. Глобальное биологическое разнообразие крайне нуждается в ярких, энергичных и одаренных богатым воображением личностях, которые чувствуют, что могут что-то изменить. И, разумеется, они могут и должны это сделать.
Экспоненциальный рост населения в последние столетия повлиял на живую природу, вызвав глобальные изменения местообитаний и угрожает существованию миллионов видов и функционированию основных процессов в экосистемах. Биология охраны природы развивается в течение последних 20 лет, как ответ научного сообщества на создавшийся кризис. “Новая” биология охраны природы отличается от традиционной охраны ресурсов тем, что мотивирована не утилитарными, нацеленными на отдельные виды вопросами, а необходимостью охраны целых экосистем, их биологических компонентов и идущих в них процессов.
Практика охраны природы имеет долгую историю во всем мире, но в основном была нацелена на использование ресурсов человеком. В США в начале 20 века преобладали две системы ценностей охраны природы. Романтико-трансцендентальная этика Эмерсона, Торо и Муира утверждала, что природа имеет внутреннюю ценность и не должна использоваться только лишь для получения человеком выгоды. Этика охраны ресурсов Пинчота (Pinchot) основана на утилитарной философии наибольшего блага для наибольшего количества людей. Многие природоохранные организации в США и в мире в целом следуют этой этике. Эволюционно-экологическая этика землепользования Олдо Леопольда появилась позже и является наиболее биологически верной точкой зрения. Она рассматривает важность экологических и эволюционных процессов в создании и контроле природных ресурсов, которыми мы пользуемся. Современная биология охраны природы во многом обязана своим возникновением этой этике и руководствуется ею.
Биологию охраны природы должны направлять три основополагающих принципа. Первый: эволюция является основой всей биологии и должна быть центральной парадигмой в действиях по охране природы. Второй: экологические системы являются динамическими и неравновесными, поэтому их изменение должно быть частью охраны природы. Наконец, третий принцип: люди являются частью природы и также должны быть включены в ее охрану.
У биологии охраны природы есть некоторые необычные черты, не всегда присущие другим наукам. Это кризисная дисциплина, и она требует системного подхода. Это “неточная” наука, которая оперирует в масштабах эволюционного времени. Это наука, основанная на ценностях, требующая постоянной бдительности для достижения успеха. Она требует от своих практических специалистов инноваций, гибкости, многих талантов и понимания индивидуальных неповторимых черт экологических систем, и предлагает великолепные возможности для карьеры и самореализации.
Gore, A., Jr. 1992. Earth in the Balance: Ecology and the Human Spirit, Penguin Books, New Yourk.
Grumbine, R. E. 1992. Ghost Bears: Exploring the Biodiversity Crisis. Island Press, Washington, D.C.
Soulй, M. E. (ed.). 1986. Conservation Biology: The Science of Scarcity and Diversity. Sinauer Associates, Sunderland, MA.
Western, D. and M. Pearl (eds.). 1989. Conservation for the Twenty-First Century. Oxford University Press, New York
Wilson, E.O. 1992. The Diversity of Life. Belknap Press of Harvard University Press, Cambridge, MA.
В дополнение к этому широкие обзоры биологии охраны природы даются в двух вводных учебниках и одной более специальной книге. Это, соответственно, Fundamentals of Conservation Biology, by Malcolm L. Hunter, Jr. (1996, Blackwell Science), Essentials of Conservation Biology, by Richard B. Primack (1993, Sinauer Associates), и Saving Nature’s Legacy. Protecting and Restoring Biodiversity, by Reed F. Noss and Allen Y. Cooperrider (1994, Island Press).
Научная перспектива
Роль университетов в биологии охраны природы
Stanley A. Temple, Университет Висконсин
Биология охраны природы во многом произошла из академической науки, и ученые продолжают играть главную роль в ее развитии. Принятый взгляд на биологию охраны природы содержит четыре основных составляющих, которые вдохновляют ученых: сосредоточение на биоразнообразии, ожидание научной строгости, внимание к мульти- и междисциплинарным подходам, а также инновационные практические средства для выхода из кризиса биоразнообразия. Поскольку биология охраны природы сосредоточена на изучении и охране всего биоразнообразия, а не на отдельных практически полезных видах, преобладание науки в этой области кажется неизбежным. Число объектов при исследовании биологического разнообразия столь велико, что никакое неакадемическое учреждение не в состоянии собрать достаточное количество специалистов для того, чтобы охватить весь круг проблем. Только в университетах можно найти такой широкий ряд специалистов по генетике, экологии, общественным наукам, философии, экономическим ресурсам и другим дисциплинам, которые заинтересованы в биологии охраны природы. [В бывшем СССР существует мощная система академических институтов, где можно найти специалистов всех этих направлений – прим. ред.].
Правительственные и частные природоохранные организации, напротив, имеют более узкий круг специалистов в соответствии со своими задачами. Природоохранные организации интересуются лишь определенными объектами (лес, рыба, дикие животные или пастбища). Даже объединенные государственные проекты оставляют бесчисленные белые пятна, потому что они могут обеспечить лишь минимальное внимание к тем элементам биоты, которые являются “не ресурсами”. Природоохранные организации тоже специализированы, хотя последнее время они охватывают биоразнообразие более широко. Тем не менее, их штат специалистов в любом случае сильно уступает академическим институтам по количеству и широте научных интересов.
Биология охраны природы всегда была областью, в которой требовался строгий научный подход. Поиск новых выводов из теоретических моделей, которые описывают широкие классы объектов, использование научных методов для проверки гипотез, полученных их этих моделей, публикации результатов в специализированных журналах, в которых они могут быть критически оценены научным сообществом – все это является важными чертами академической науки. Эти черты биологии охраны природы принесли в последнее время ученым, которые занимаются ею, высокий уровень доверия в научном сообществе.
Насколько строгой может быть биология охраны природы как наука? Трудно ответить на этот вопрос однозначно. Хотя успешно работают ветви, которые развились из теоретических моделей (например, теория равновесия в островной биогеографии и ее многочисленные варианты), однако число теоретических достижений сравнительно мало по сравнению с количеством практически используемых моделей. Это заставляет многих ученых задаваться вопросом: созданы ли в биологии охраны природы собственные новые идеи, или они только заимствуются из других наук?
Биология охраны природы ставит своей задачей объединить усилия специалистов из разных областей, которые профессионально связаны с биологическим разнообразием. В идеале это сотрудничество должно привести к междисциплинарному решению проблем, и самые признанные центры в биологии охраны природы исповедуют междисциплинарный подход. Университеты являются центром многих перспективных для сотрудничества дисциплин.
Когда биология охраны природы включается в научную бюрократию, большинство учреждений предпочитают создавать для нее новые административные единицы, а не включать биологию охраны природы в систему существующих подразделений. Поскольку эти подразделения объединяют множество специалистов из разных областей, такой подход приводит к тому, что появляется новое поколение биологов, которые имеют широкое, но поверхностное образование, вместо специалистов в отдельных науках, способных интегрировать эти науки между собой. Эта ситуация сильно отличается от той, что существовала среди первого поколения лидеров этой области, которые не имели специального образования в области биологии охраны природы, но которые были специалистами в конкретных биологических дисциплинах. Хотя новое поколение биологов-природоохранников может быть лучше подготовлено для выполнения междисциплинарных проектов, их базовое образование может снизить возможность новых научных прорывов.
Биология охраны природы нацелена на необходимость создания новых научно обоснованных подходов к решению сложных проблем, породивших кризис сегодняшней окружающей среды. Выработка новых подходов является главной задачей ученых в университетах, хотя применение этих открытий часто является трудной задачей для неакадемических исследователей. Часто академические исследователи, считая себя ориентированными мало заботятся о том, чтобы их открытия можно было практически оспользовать. Они также не берут на себя ответственность рискнуть покинуть “башню из слоновой кости” и сделать свои результаты доступными для тех, кто принимает практические решения и занимается управлением, кто применяет стратегии для сохранения живой природы в реальном мире.
Отношения между академическими учеными и практиками могут быть конфликтными, и в биологии охраны природы бывали такие случаи. Новое поколение биологов-природоохранников вначале казалось существовавшему истеблишменту заносчивым, высокомерным и не желающим сотрудничать с практиками. Эта первая реакция, справедливая или нет, мешала прогрессу, и до сих пор существуют консерваторы, которых пугает необходимость прислушиваться к биологии охраны природы, и такие люди остаются ее противниками. Также некоторые академические ученые считают, что ниже их достоинства заниматься практическими проблемами охраны природы. Эти печальные разногласия, возможно являются, главным препятствием, связанным с академическим происхождением биологии охраны природы, и ученые должны их преодолеть, что постепенно и происходит.
Тактические и стратегические цели биологии охраны природы могут быть решены только в том случае, если все участники будут совместно работать над проблемами биологического разнообразия. Как ученый из университета, тесно вовлеченный в биологию охраны природы, я колебался между энтузиазмом и беспокойством за академическую часть этой науки. Несмотря на определенные сомнения, я продолжаю верить, что развитие биологии охраны природы происходит во многом благодаря ее академическим корням. Тесно сотрудничая с коллегами из учреждений и организаций, занимающихся охраной природы, академические ученые будут продолжать играть жизненно важную роль в сохранении биологического разнообразия.
Позиция государственной службы
Биология охраны природы и управление природными ресурсами
Хал Сальвассер (Hal Salwasser), Университет Монтана (ранее Федеральное лесное управление)
В последние десятилетия 19-го века идея охраны природы сформулировалась как нравственное отношение человека к земле и ресурсам. Это означало их рациональное использование, не разрушающее их способности служить следующим поколениям. Выдающийся вклад в это направление внесли Уильям Хорнадэй (William Hornaday), Теодор Рузвельт, Джордж Бёрд Гринелл (George Bird Grinell) и Гиффорд Пинчот (Gifford Pinchot). Они были политическими деятелями и прогрессивными мыслителями своего времени, а также любителями туризма и охоты. В результате их трудов появились национальные законы об охране природы, государственные службы по управлению землей и общественными ресурсами, а также обширная система национальных парков, лесов, заповедников и общественных земель, которая ныне охватывает примерно треть территории Соединенных Штатов.
Идеи охраны природы [в США – прим. ред.] можно проследить вплоть до Генри Торо (Henry Thoreau), Джорджа Перкинса Марша (George Perkins Marsh) и художников-пейзажистов середины 19 столетия. Философские основы уходят еще дальше, к верованиям коренного населения Америки и других древних культур. Важно, что в конце 19-го столетия идеи и действия по охране природных ресурсов реализовывались совместно в политике правительства, негосударственных организаций и в общественном мнении.
Почти сразу движение за охрану природы раскололось на два направления: прагматическое и романтическое. Этот раскол в какой-то степени продолжает существовать и сегодня. Такие области как лесное хозяйство, регулирование использования пастбищ, ресурсов дикой природы и рыбных запасов, как и создание соответствующих государственных служб, берут начало из утилитарного направления. Пропаганда уникальности дикой природы и позиция ее общественных активистов вытекают из второго направления. The Nature Conservancy, неправительственная организация по охране природы, строит свою работу на принципах научно понимаемой экологии. Область, называемая сегодня биологией охраны природы, опирается на оба эти направления.
Появиление новой дисциплины, получившей название биологии охраны природы, смутило многих людей в государственных службах и академических институтах, которые до сих пор считали себя природоохраными деятелями. Создание новой науки было нужно для того, чтобы чтобы компенсировать недостатки прикладных природоохранных дисциплин, которые уделяли основное внимание поддержанию продуктивности часто встречающихся и полезных для человека растений и животных. Биология охраны природы направлена на поддержание жизнеспособности популяций всех природных растений и животных, многие из которых редки, и на биологическое разнообразие в целом. Несмотря на то, что биология охраны природы призвана уравновешивать слабые стороны традиционнымх прикладных природоохранных дисциплин, она имеет с ними больше сходства, чем различий.
Для понимания различий между биологией охраны природы с ее ценностями и задачами, с одной стороны, и управлением природными ресурсами, с другой стороны, может быть полезен обзор в предисловии Journal of Wildlife Mangement издания 1937 года. Служащие The Wildlife Society говорят о своей политике:
“Управление в биологическом смысле означает регулирование в соответствии с потребностями и возможностями рассматриваемых животных, как составной части природного комплекса, к которому они принадлежат. Это не означает пожертвование одними видами ради других, хотя регулирование может сопровождаться и уменьшением численности конкурирующих форм там, где исследование покажет такую необходимость. Такое регулирование прежде всего заключается в обогащении среды, с тем чтобы достигнуть максимальной продуктивности всего природного комплекса в данном районе. Регулирование ресурсов дикой природы не ограничивается управлением популяциями диких животных, хотя последнее рассматривается как важная его составляющая. Регулирование ресурсов дикой природы включает в себя практическую экологию всех позвоночных, а также их растительного и животного окружения. Хотя акцент может быть перенесен на виды особой экономической важности, управление дикой природой в биологических рамках также является частью обширного движения за сохранение всей нашей природной фауны и флоры” (Bennitt et al. 1937).
Это положение, распространенное на рыбное и лесное хозяйство, рекреационное и пастбищное регулирование, ставит биологию охраны природы на роль основной науки для регулирования ресурсов и для служб, которые этим занимаются.
Как организованная дисциплина, биология охраны природы существует около 15 лет. Но до сих пор остается не совсем ясным, какую роль она будет играть в управлении ресурсами и в правительственных программах. Существует вероятность того, что биология охраны природы станет лишней для выполнения федеральной политики и также станет ненужным создание новых идей, теорий и методов по сравнению с теми, которые предлагаются традиционными дисциплинами по охране природы.
Во-первых, давайте обратимся за помощью к словарю. Для большинства носителей английского языка, conservation означает заботу и защиту ресурсов и предотвращение их потери или траты. Это понятие включает такие действия государственных служб, как охрана, восстановление, увеличение, повторное использование, продление жизни и поддержание устойчивых урожаев. Biology – это наука, которая занимается происхождением, историей, физическими характеристиками, жизненными процессами и образом жизни растений и животных. Таким образом, общеупотребительное определение для дисциплины conservation biology, или биологии охраны природы – это применение биологии для сохранения и защиты растений и животных, а также для предотвращения их потери и нерационального использования. Это широкая область, во всяком случае шире, чем уделение внимания лишь редким видам флоры и фауны.
Такое широкое понимание биологии охраны природы было, я подозреваю, у Эррингтона, Хамерстрома и возможно у Олдо Леопольда: основные биологические дисциплины, которые лежат в основе прикладных областей охраны природы – в лесном и рыбном хозяйстве, в регулировании ресурсов и т.д. Эти основные науки включают в себя генетику, физиологию, популяционную биологию, эволюцию и экологию. Биологию охраны природы дополняют такие науки, как экономика, география, история, социология и философия.
Ключевым вопросом для биологии охраны природы сегодня является следующий: станет ли она основанием для биологических наук, которые будут заниматься сохранением биоразнообразия и продуктивности растений и животных? Или же она станет еще одной узкой специальностью, которая будет заниматься охраной частными вопросами охраны биологического разнообразия? Оба варианта приемлемы и необходимы. Но последний приведет к необходимости появления другой комплексной дисциплины, чтобы заложить фундамент, необходимый для всех подразделов биологии охраны природы.
Ожесточенные дискуссии вокруг биологии охраны природы в работах, посвященных исчезающим видам, старовозрастным лесам, фрагментации ландшафта и биологическому разнообразию в последние десятилетия 20 века показывают, что биологии охраны природы предопределено стать новой отдельной специальностью. Я надеюсь, что эти надежды не беспочвенны.
Биология охраны природы стоит перед дилеммой. Она может стать основанием для биологических наук, которые работают в широком диапазоне охраны природы, как в общественном, так и в частном секторе. Или она может стать отдельной частью в рамках общей биологической охраны природы – частью, которая занимается редкими элементами и процессами. Решение этой дилеммы будет иметь большие последствия. Выбор все еще существует, хотя это ненадолго. Лично мне хотелось бы видеть биологию охраны природы в качестве основы для биологических наук по охране природы, и в меньшей степени – в качестве просто отдельной дисциплины по охране редких элементов биоразнообразия. Я бы хотел быть свидетелем синтеза всего диапазона задач и методов биологии охраны природы, начиная от охраны природных систем и их разнообразия, и заканчивая устойчивым управлением природными ресурсами, от которых зависит жизнь человека. Но вне зависимости от того, как будет развиваться эта область, она несомненно заменит множество отдельных программ биологического регулирования. Нам нужны новые перспективы и методы охраны природы, которые будут эффективными в течение долгого времени.
Эдвин П. Пистер, Бишоп, Калифорния
На протяжении всей моей 38-летней карьеры в Департаменте рыбного и охотничьего хозяйства Калифорнии наряду с общими и практическими вопросами меня интересовали и нередко ставили в тупик противоречия между федеральными департаментами по землеустройству и управлению ресурсами и входящими в них службами. В самом начале я наивно полагал, что такие службы и люди, работающие в них, составляют одну команду. Их общая цель, как мне тогда казалось – это достижение долговременной пользы для природных ресурсов (и, следовательно, для людей). Как я глубоко заблуждался! Меня поражали распри и соперничество за бюджетные средства внутри “системы”, в основном обусловленные политическими и экономическими интересами и двигаемые приоритетами администрации в Вашингтоне.
Впервые я столкнулся с бюрократическими противоречиями, когда пять служб Департамента внутренних дел начали спасать редкую рыбу карликового карпозубика (Cyprinodon diabolis) в отдаленной части пустыни Невада. Грот Девилс-Хоул (см. рис. 5.2) является отдельным участком Национального памятника природы “Долина Смерти”, за который ответственна Служба национальных парков. Рыба, которой угрожала опасность, находилась в ведении Службы рыбного хозяйства и дикой природы. Причиной угрозы стал забор воды из глубинных пластов, который осуществлялся насосами, работающими на федеральной территории. За неё ответственно Бюро землеустройства, которое защищало интересы фермеров. Их также поддерживало Бюро освоения земель, которое активно участвовало в бурении пробных скважин для получения разрешения на дополнительный забор воды. Пятая служба Министерства внутренних дел, Геологическая, производила мониторинг этого проекта. Их гидрологи подтвердили наши худшие опасения – если бурение продолжится теми же темпами, то практически каждый источник в стране биологических чудес Эш-Медоуз (графство Най, Невада) с ее высоко эндемичной биотой сильно иссякнет, если не полностью пересохнет (Deacon, Williams 1991). Службы смогли договориться между собой и дело по спасению уникальной рыбы смогло сдвинуться с мертвой точки только при угрозе большого судебного процесса, которую секретарь МВД Вальтер Никель назвал проблемой вашингтонского уровня.
Но часто все заканчивается не так удачно. Девилс-Хоул и Эш-Медоуз были ареной драматических событий, которые длились кратковременно, и где рыба получила в конечном счете охрану благодаря единогласному решению Верховного суда США. Гораздо более серьезны хронические проблемы, вызываемые многоцелевым управлением на общественных землях на западе США, прежде всего за счет прямой эксплуатации природных ресурсов. К ним относятся лесозаготовки, разработка месторождений, выпас скота и энергетика. Показательна ситуация с разрешением на выпас скота в дикой местности Голден Траут и национальном лесу Инио в Южной Сьерра-Неваде, которая началась для меня в 1965 году и продолжается по сей день.
В 1860-х луга на плато Керн-Ривер, лежащие на высоте 2500-3000 м на молодых и очень тонких почвах, сформированных на гранитном основании, были обнаружены скотоводами и сразу стали использоваться как источник быстрого обогащения. Очевидцы происходящего в течение последующей части 19-го века описывают вторжение сотен тысяч голов овец и крупного рогатого скота, которые быстро уничтожили весь травяной покров и вызвали деградацию водораздела, состояние которого с тех пор так и не восстановлено (Кинг, 1935). Попытки добиться значительного сокращения количества выпасаемого скота были отражены скотоводами, которых поддерживало лобби Федерального лесного управления, стремящееся сохранить бюджетное статус-кво. Когда в дикой местности Голден Траут в соответствии с Актом об американских прородных территориях, находящихся под угрозой (Endangered American Wilderness, 1978) была создана охраняемая территория, конгрессмены западных штатов оставили возможность, благодаря которой можно было пустить часть оплаты за арендованные пастбища на поддержание статуса “дикой природы”. Как следствие, резерват, предназначенный для сохранения рыбы в штате Калифорния, постоянно и без нужды страдает от сильной деградации местообитаний и нарушения прибрежной полосы. Широко распространились эродированные территории, прибрежная растительность и обрывистые берега практически перестали существовать, лучшие места для лагеря у воды превратились в пыльные помойки, загрязненные коровьим навозом, и человеку нельзя без риска пить из Саут-Форк-Керн-Ривер (которая некогда была местом обитания золотой форели, Oncorhynchus aquabonita) без предварительной фильтрации или кипячения. Изменение местообитания создало новую экологическую проблему – в реку проникла радужная форель (Salmo trutta), которая к началу1970-х гг. почти вытеснила эндемичную золотую форель.
Пострадали и другие редкие виды. Песчаная вербена, Abronia alpine, существует лишь на нескольких акрах плато и должна быть защищена Службой лесного хозяйства от выпаса скота забором. Только недавно появился некоторый прогресс в решении этих проблем, с использованием системного подхода, включающего регулирование скотоводства, огораживание прибрежных территорий, возведение барьеров для рыбы, искоренение радужной форели, и очень дорогостоящее восстановление обрывистых берегов и эродированных территорий (USDA Forest Service, 1982a,b).
Ситуация становится еще более плачевной, когда скотоводство на общественных землях субсидируется налогоплательщиками. Затраты на поддержание таких программ в несколько раз превосходят прибыли от скотоводства, и денежная отдача в Службу лесного хозяйства так мала, что многие читатели могли бы (и сделали бы, если бы это было возможно) заплатить эти деньги из своего кармана.
Пожалуй, еще более вопиющим является развитие энергетики в основных курортных местностях. Национальный лес Инио находится, вероятно, на самом популярном месте отдыха в США. Расположенное на расстоянии в половину дневного пути автомобиля от мегаполисов южной Калифорнии с более чем 20 миллионами жителей, Инио в настоящее время несет рекреационную нагрузку больше чем Йеллоустоун, Гранд-Каньон и Национальные ледниковые парки вместе взятые. В то время как геотермальные источники являются основными привлекающими туристов факторами в Йеллоустоуне, проекты энергетики, продвигаемые многоцелевым управлением, закрыли геотермальные ресурсы национального леса Инио (уже ставшие очень популярными среди туристов). Эти ресурсы постепенно и неумолимо иссякают, сначала сохраняясь только в пещерах, а в конечном итоге исчезают вовсе.
Как указывает Эллис (1975) в классической работе, описывающей развитие геотермальных ресурсов в Новой Зеландии: “после широкой разработки колодцев горячие источники в долине гейзеров Вайракеи (Wairakei) и в Бродлэндс (Broadlands) перестанут существовать. То, что ранее являлось достопримечательностью для туристов, будет представлять собой просто грязные ямы в земле”. Когда эти опасения высказывались федеральным чиновникам во время обзора процессов окружающей среды, они были полностью проигнорированы. Под давленем бюрократов из Бюро землепользования и аккомпанемент заявлений в прессе о том, какую большую роль играет многоцелевое управление в освобождении нации от зависимости от иностранной нефти были построены фабрики. (Бюро землепользования заведует всеми геотермальными источниками на федеральных землях). Негативным последствиям не было уделено никакого внимания. Вероятно, нет ничего более непримиримого, чем бюрократия на защите своих интересов.
В этой работе прогнозы оказались действительно точными. Мы уже знакомы с “грязными ямами в земле”, когда главные рыборазводные предприятия, действовавшие в геотермальных теплых водах с 1930-х, сегодня работают в половину мощности из-за уменьшения расхода и изменения температуры источников, и адвокаты оттачивают свои карандаши. Однако успешное юридическое решение является пирровой победой. Маловероятно, чтобы геотермальные источники восстановились за время жизни нескольких поколений. Принимая во внимание ограниченную продолжительность жизни геотермальных проектов (в лучшем случае 30 лет), даже самым лояльным, “преданным системе” управляющим федеральными землями теперь трудно будет защищать такой безответственный путь развития, как достижение “наибольшего блага для наибольшего количества людей на долгое время”. Подразумеваемый, но спорный утилитарный принцип многоцелевого использования является концепцией, которая крайне нуждается в переосмыслении в свете современных экологических идей и понятий (Калликотт, 1989).
Подобные угрозы несет и развитие гидроэлектростанций на реках, которые образуют основу и стержень рекреационных ресурсов. Все это, разумеется, происходит просто от того, что многоцелевое использование осуществляется и финансируется на землях, подчиненных Федеральному лесному управлению и Бюро землепользования. Ценные невозобновляемые природные ресурсы, расположенные на этих землях, не находятся под юридической защитой в рамках закона о национальных парках. Происходит разрушение общественных рекреационных ресурсов в интересах частного бизнеса.
Все это – наиболее очевидные проблемы, порожденные монстром, появляющимся при слиянии политики и мандатов на многоцелевое использование. К развитию скотоводства и энергетике можно добавить добывающие отрасли, например горное дело и лесную промышленность. И хотя местные представители Федерального лесного управления и Бюро землепользования могут противостоять отдельным особенно разрушительным проектам, от них требуется выполнение постановлений конгресса, касающихся их службы. Эти постановления порой сильно меняются в процессе предпроектной оценки и планирования. Многие хорошо наслышаны о случае Джона Мумма, регионального лесничего из Миссулы, штат Монтана, который был уволен с работы за отказ выполнить квоты по вырубке леса, потому что это противоречило федеральному законодательству (Уилкинсон, 1992).
Общество может выиграть от долгосрочного многоцелевого использования, но слишком часто политики и слепые бюрократы пренебрегают долгосрочными общественными интересами ради сиюминутной выгоды. Против общественных интересов работает не многоцелевое использование как таковое, но сомнительные приоритеты управления, которые позволяют отдельным избранным видам землепользования наносить вред всем остальным ресурсам. Уиллиамс и Ринне (1992) предлагают решение этой долгосрочной проблемы через введение управления биоразнообразием с более широким, экосистемным подходом к управлению. Эта концепция предоставляет большие надежды для федеральных управляющих землями и, что более важно, для общественных земель под их управлением.
С точки зрения неправительственной организации
Роль науки в определении приоритетов охраны природы для неправительственных
организаций
Катрин С. Фуллер, Фонд Дикой Природы (World Wild Fund)
Предложение, что наука должна играть ключевую роль в определении приоритетов охраны природы, кажется очевидным. В конечном итоге, чем была бы охрана природы без экологии? Разве наука не является основой движения за окружающую среду?
Наука действительно находится в самом сердце охраны природы, но их отношения довольно сложны. Чтобы понять, какой вклад делает наука в охрану природы, нам требуется пересмотреть наши представления об этих двух видах деятельности, чтобы связать экологию с дисциплинами, которые не первый взгляд не имеют ничего общего с ней.
Ключевой частью этого процесса стало появление биологии охраны природы. Как и следовало ожидать, попытка сохранить биологическое разнообразие путем синтеза таких дисциплин, как экология, генетика и практическое управление дикой природой, вызвала возражения, в том числе у людей, занимающихся управлением дикой природой, и которые работали годами без использования преимуществ (и как заявляли многие, без необходимости) научного подхода. Очевидно, специалисты по охране природы должны были построить мосты между этими управляющими и учеными, только начавшими входить в эту область, просто потому что обеим сторонам было чему поучиться друг у друга.
Иногда говорят, что биология охраны природы просто очередная в ряду хитроумных новых дисциплин, полученных смешиванием старых с целью затмить основы новыми яркими академическими трюками. Ничего подобного! Биология охраны природы появилась потому, что она изучает обширный опыт полевых исследований через призму теории, и этим она создает синергию необычайной силы. Правильный вопрос заключается не в том, является ли биология охраны природы просто временной прихотью, но в том, что мы делаем с этим новым гибридом? Как мы используем его потенциал?
Существует два ответа на этот вопрос. Во первых, наука более не ограничивается исключительно рамками охраны природы. Отчасти это происходит из-за уникальной междисциплинарности современной охраны природы, которая является продуктом многолетней эволюции теории и практики. Моя организация, Фонд дикой природы (WWF), является поучительным примером этой эволюции. Когда фонд только появился в 1961 году, мы концентрировали наши усилия на отдельных видах, таких как арабский орикс, носорог или большая панда, символ нашей организации. Мы выделяли научное исследование и непосредственную практическую работу.
Однако стремление к подлинной долгосрочной охране природы требует более широкого подхода. Во-первых, приходится рассматривать не только виды, но и места их обитания, что, в свою очередь, приводит нас к изучению людей, которые взаимодействуют с этими местами обитания, и постижению связи между человеческой бедностью и истреблением ресурсов. В итоге, WWF каждый день встречается с тем, что является, возможно, самой горькой иронией судьбы в охране природы: некоторые беднейшие в мире люди борются за выживание, живя на самых больших природных богатствах. За пределами парков живут люди, отчаянно борющиеся за пахотные земли и древесину. Соседствующие со стадами диких животных в Африке сельские жители страдают от недостатка белка в пище. По всему миру растет число беженцев, спасающихся не от тиранов, а от ухудшения окружающей среды.
Очевидно, пока мы не облегчим экономическую нагрузку, которая заставляет людей сверх меры эксплуатировать природные ресурсы, мы не сможем остановить деградацию окружающей среды в развивающихся странах. И WWF занимается поиском способов соединения охраны биологического разнообразия с непосильным для окружающей среды экономическим развитием.
Такой переход от “чистой” охраны природы к той, которая соединяет охрану и развитие, означает что мы должны углубиться в области, не известные специалистам по охране природы, такие как антропология, социология, экономика и политика. И понимая, что даже наилучшим образом спланированный проект провалится без финансирования, мы должны взять на себя роль доноров охраны природы, заключая договоры по охране природы и создавая новые механизмы выведения наших ограниченных ресурсов на приемлемый уровень.
Исходя из этого, можно было бы легко пойти и дальше, сказав что наука мало удовлетворяет сегодняшним требованиям охраны природы, борясь за внимание как таковое в области экономики и политики. Но это было бы ошибочно, потому что второй ответ на вопрос о роли науки таков: наука важна как никогда. Если мы рассматриваем себя в качестве архитекторов, то наука является основанием нашей системы, базой, из которой мы используем различные средства – устойчивое управление, финансирование охраны природы, для того чтобы создать что-то прочное и долговечное.
В этом смысле наука не только основание, но постоянный источник света, который показывает нам дальнейшую цель и путь к ней. Как, например, мы помогаем людям в развивающихся странах улучшить уровень жизни устойчивыми способами, кроме как давая им разные модели развития? Здесь играет свою роль наука. Мы уже видим новые многообещающие устойчивые технологии для работы в наших тропических лесах: сбор урожаев недревесных продуктов, таких как фрукты, семена, лекарственные растения и дикие животные; методы агролесничества, совмещающие традиционные сельскохозяйственные культуры с многоцелевыми деревьями; рекультивационная экология и охрана водоемов.
Наука может и должна делать вклад в продуктивную смесь идей, циркулирующих в настоящее время в этой области. Без помощи науки мы не можем справиться с действительно критическими проблемами, стоящими перед нашей планетой сегодня. Проблемами, которые впервые были обнаружены учеными: глобальное потепление, озоновые дыры, дробление и деградация мест обитания, и, возможно, самая первая проблема – потеря биологического разнообразия.
Мы можем только догадываться о числе видов на нашей планете. Некоторые оценки дают число 50 миллионов или больше. Но с учетом того, что миллионы видов все еще не описаны, в основном это строится на догадках экспертов. Все, что мы знаем, это то, что мы теряем виды с невообразимой скоростью. Известный биолог Э. О. Уилсон говорит, что мы находимся на краю катастрофического вымирания видов, невиданного по размаху со времен вымирания динозавров 65 миллионов лет назад.
Борясь с массовым вымиранием в таких масштабах, хочется всплеснуть руками и воскликнуть: “С чего начать?” И снова здесь помогает наука. Она может подсказать нам, с чего начать этот путь, и, что не менее важно, корректировать наши усилия, когда мы пойдем по нему. Наука также предоставляет возможность прогноза, которое жизненно необходимо любой организации по охране природы. Возможность заглянуть на десять, двадцать лет вперед и понять, где нам нужно быть.
Конечно, установление приоритетов охраны природы на нашей планете никогда не будет легким и прямым. Мы знаем, что наибольшее количество видов вымирает сегодня в тропических лесах, которые содержат по крайней мере половину всей мировой биоты, и сокращаются быстрее, чем любое другое экологическое сообщество. Тропические леса, на самом деле, являются ключевым объектом сегодняшней охраны природы. Знание этого, однако, не продвигает нас очень далеко, так как остаются миллиарды акров леса, которые как-то нужно включить в наше планирование. Но ученые WWF и других организаций работают над тем, чтобы определить ключевые природные зоны с исключительными концентрациями эндемичных видов, которым угрожает серьезная опасность. Концентрируя усилия на этих зонах, где необходимость и потенциальная отдача максимальны, специалисты по охране природы могут ответить на проблемы сохранения биоразнообразия более адекватно и систематично.
Наука может быть партнером в этих усилиях, соединяя экономические и политические требования охраны природы на интеллектуальном основании. Биология охраны природы может отвечать моменту, расширяя свою временную и пространственную сферу действия до полного объединения сегодняшних проблем охраны природы. Хотя деятельность ученых заставляет их мыслить в узких, дискретных терминах, проблемы, стоящие перед нами, настолько широки, что ученые должны мыслить соответственно. Необходимость в серьезной науке для поддержки принятия решений неправительственными организациями и другими группами никогда не была столь велика, как сейчас.
Позиция частного землевладельца
Биология охраны природы и сельский землевладелец
Билл МакДональд, группа Malpai Borderlands
Для частного сельского землевладельца, который арендует и общественные земли для выпаса скота, биология охраны природы одновременно дает огромную надежду и внушает самые худшие опасения. Надежда в том, что лучшие ученые умы вместе с лучшими управленческими умами будут вместе работать для того, чтобы помочь восполнить значительные потери прошедшего столетия и наметить устойчивый курс развития в будущем. Опасения в том, что тенденция привлекать правительство, в ложной уверенности, что правительство одно может решать такие глобальные проблемы, как потеря биоразнообразия, добавит биологию охраны природы к растущему списку модных словечек, к которым питают отвращение многие сельские землевладельцы, и это станет помехой ее деятельности.
Сложность наших экосистем, в каком бы масштабе не определять этот термин, просто не поддается нашему пониманию. Как человеческие существа, мы – единственный вид, обладающий способностью понимать последствия своей коллективной деятельности и сознательно пытаться изменить ее в лучшую сторону. Как доминирующий вид на земле, мы должны стараться быть лучше. Эта нелегкая работа – и наша обязанность, и наша надежда на выживание. Самый очевидный путь к таким позитивным изменениям возможен через государственное регулирование. В некоторых ситуациях (прямое загрязнение вод, например) этот подход может быть успешным. Однако в более сложных ситуациях такой подход в лучшем случае будет иметь частичный успех, а часто полный провал. Это, в частности, происходит, когда те, на кого непосредственно повлияет “выбранный курс действий”, не вовлечены в определение и осуществление этого курса. Я вовлечен в другой подход.
Мальпаи (Malpai Borderlands) – это регион в миллион акров в юго-восточной Аризоне и юго-западном Нью-Мексико. Он состоит из открытых пространств, гор, долин, и используется людьми почти исключительно для выпаса скота. Моя семья, как и многие другие, живущие здесь, происходит от местных поселенцев и содержит здесь ранчо на протяжении 90 лет. Этот район является домом для многих видов растений и животных, некоторые из которых редки и/или находятся под угрозой.
Группа “Мальпаи” состоит из местных землевладельцев, ученых и других соучредителей. В их число может войти всякий, кто заинтересован в будущем этого места и хочет работать для этого будущего. Мы приглашаем также участвовать в наших усилиях и работников федеральных и штатных земельных служб. Федеральные земли и земли штата составляют 47% от общей площади земельных угодий района.
Миссия нашей группы звучит следующим образом:
Наша цель в том, чтобы восстановить и поддерживать природные процессы, которые создают полноценный ландшафт для процветания разнообразного сообщества человека, растений и животных в нашем регионе.
Вместе мы достигнем этой цели, содействуя фермерству и другим традиционным видам хозяйствования, поддерживая природу наших земель для будущих поколений.
Природе нашей местности существуют две основные угрозы. Первая – это регулярные пожары, которые определяют облик ландшафта с преобладанием кустарников и недостатком трав. Вторая – это угроза промышленного развития, в данный момент пока отдаленная, но которой уже пора заняться. Обе этих угрозы в будущем опасны для фермерства, для которого необходимы открытое пространство и богатые травостои.
Мы верим, что фермерские хозяйства, существование которых напрямую зависит от ресурсов открытых пространств, будут лучшим способом сохранения этого ресурса в будущем. Для этого нужно учесть ошибки, сделанные в прошлом, и недостаточность наших знаний о воздействии выпаса на засушливые прерии.
Сегодня, просуществовав всего три года, наша группа добилась впечатляющих результатов. Не последние из них были достигнуты улучшением взаимодействия между правительственными службами и частными землевладельцами, а также между самими службами. Мы произвели первый на территории управляемый пожар (пал). Планирование пала включало, кроме исследований на местности, координацию действий четырех частных землевладельцев, пяти различных государственных служб в двух штатах, согласование с Мексикой при строгом соблюдении правил Акта о национальной политике в области окружающей среды (National Environmental Policy Act) и Национального акта о древностях (National Antiquity Act). Хотя сам пал прошел успешно, усилия для этого оказались изматывающими. Сейчас мы ищем менее бюрократические способы для произведения таких полезных для ландшафта пожаров.
Наша группа поддержала действия семьи скотоводов по охране популяции леопардовых лягушек (Rana chiracahuaensis), которые обитают в прудах на их ранчо. Этот проект нашел поддержку отделения Департамента дикой природы штата, результатом которой станет улучшение местообитаний для лягушек и улучшение условий выпаса для фермеров.
Мы начали уникальную программу по “пастбищным банкам”, согласно которой фермеры получают доступ к пастбищам другого ранчо в обмен на деятельность по охране природы, эквивалентную арендной плате. Для первых пользователей такого “банка” это означало передачу природоохранной деятельности группе “Мальпаи”, которая будет действовать на частных землях.
Другие действия, предпринятые или поддержанные нашей группой, хотя и не были столь кардинальными, но все же приблизили землю к долгосрочному, здоровому и устойчивому будущему. Быть может, ешё важнее, что мы работаем вместе, создавая структуру поддержки действий, которые способствуют сохранению биологического разнообразия на нашей территории и долговременной устойчивости наших фермерских хозяйств.
Эти основы альтернативны привычным подходам землепользователей и опираются на добровольную деятельность отдельных людей. Наш подход не использует и никогда не будет использовать принуждение или силу закона. Его приняли, хотя и не без критики, государственные службы, политики обеих партий [республиканской и демократической – прим. ред.] и большинство средств массовой информации. Некоторые землевладельцы с подозрением относятся к сотрудничеству с государственными службами и общественными организациями (например, The Nature Conservancy). Среди специалистов-экологов есть такие, кто просто не верит в устойчивое сосуществование пастбищного животноводства и полноценных засушливых прерий. Мы находимся между этими двумя полюсами, в точке, которую мы называем “радикальным центром”. Мы верим в то, что наш подход принесет свои плоды.
Для чего нам нужна новая наука – биология охраны природы? Ее роль, несомненно, должна быть информационной. Надежная научная информация жизненно важна для того, чтобы помочь нам понять, какие действия будут полезны для сохранения биологического разнообразия и проанализировать результаты уже предпринятых действий. Не менее важно поддерживать именно те природоохранные усилия, которые приносят результаты.
Можно ли скоро ожидать результатов? Биология охраны природы названа кризисной наукой, и должна быстро давать правильные рецепты действий. Порой, когда мы не успеваем, борьба становится уже просто лишенной смысла. Постоянные неудачи больших проектов являются реальной угрозой для будущего разнообразия планеты, несмотря на действительно успешные усилия. Как показывают наши усилия в группе “Мальпаи”, требуется много времени и тяжелой работы для того, чтобы построить доверительные отношения, необходимые для достижения настоящего успеха. И не меньше времени и тяжелой работы требуется для их поддержания. Преодоление этого кризиса требует не нескольких огромных программ, но миллионов малых.
Рис. 1.1 Оценка размера глобальной популяции человека с ледникового периода по настоящее время, показывающая экспоненциальный рост населения, начиная с промышленной революции. Заметьте, что популяция человека в течение сотен тысяч лет не достигала отметки 2 миллиарда, и возросла более чем в 2 раза за 40 лет.
Рис. 1.2 “Агролеса”, обладающие высоким разнообразием, такие как Даммар в Индонезии, могут быть созданы во многих тропических регионах. На этом фото изображена подобная система в юго-восточной Мексике. В этой местности она известна как “huerto”, то есть сад. Эти традиционные агролесоводческие системы смешаных, культивированных многолетних растений могут быть структурно схожи со старыми вторичными природными лесами, и содержат почти столько же видов деревьев на гектар. (фото С. Р. Кэррола)
Рис. 1.3 Глубоко укоренившаяся парадигма Федерального лесного управления о многоцелевом использовании лесов иронично отражена на этом знаке в Айкен Кантри (Aiken Country) в Южной Калифорнии, установленном на фоне практически полностью сведенного леса. Этика охраны ресурсов, которая преобладала в большинстве государственных природоохранных служб, требует, чтобы лес и другие природные системы рассматривались как экономические ресурсы, используемые для извлечения человеком выгоды. Настоящее сохранение биологического разнообразия часто даже не рассматривается. (Фото Г. К. Меффе)
Рис. 1.4 Пример смешанного природно-антропогенного ландшафта в Южной Калифорнии. На этом аэрофотоснимке видны участки естественных экосистем различного размера, вкрапленные в агро- и урбоценозы. (Фотография любезно предоставлена Экологической Лабораторией Саванна Ривер)
Рис. 1.5 Первый номер журнала Conservation Biology, опубликованный в мае 1987 г. (Фотография любезно предоставлена Е. П. Пистером)
A
B
C
D
Рис. 1.6 Неравновесные процессы играют главную роль в большинстве экосистем. Вытаптывание бизонами создает открытые участки почвы или “ямы” в прериях (A). Ураганы открывают бреши в лесах умеренного (B) и тропического (C) пояса. Действие волн (D) и приливов на скалистых берегах разрушают их. (A, Фотография любезно предоставлена Джерри Вольфом; B, Болото Конгари, Южная Калифорния после урагана Хьюго, 1989 г., автор Ребекка Шаритц; C, предгорный лес на Коста-Рике, автор С. Р. Каррол; D, коралловый риф в Доминиканской Республике, Карибское море, автор Мишель С. Ньюман.)
Рис. 1.7 Междисциплинарная природа биологии охраны природы включает многие традиционные области естественных и общественных наук. Список дисциплин и их взаимосвязей не претендует на полноту.
Таб. 1.1. Три основополагающих принципа биологии охраны природы
| Принцип 1 | Эволюция есть основная аксиома, объединяющая всю биологию (эволюционный спектакль) |
| Принцип 2 | Мир экологии динамичен и в основном является неравновесным (экологический театр) |
| Принцип 3 | Присутствие человека должно быть включено в планирование охраны природы (Люди – часть спектакля) |
Copyright c 1997 by Sinauer Associates, Inc.
c Все права защищены. Эта книга не может быть воспроизведена целиком или частично для каких бы то ни было целей без письменного разрешения издателей.
За информацией обращаться по адресу: Sinauer Associates, Inc., P.O.Box 407, Sunderland, Massachusetts, 01375-0407, U.S.A.
FAX: 413-549-1118. Internet: publish@sinauer.com; http://www.sinauer.com
c МБОО "Сибирский экологический центр", перевод, 2004
Перевод не может быть воспроизведен целиком или частично, а также выставлен в Интернет без письменного разрешения Сибирского экологического центра.
За информацией обращаться по адресу: МБОО "Сибирский экологический центр", 630090 Новосибирск, а/я 547, Россия.
Факс/тел.: (3832) 39 78 85. E-mail: shura@ecoclub.nsu.ru; http://ecoclub.nsu.ru