Политика — это искусство принятия правильных решений о недостаточно очевидном.
Лорд Кеннет
Неясное требует времени для понимания, очевидное — еще больше времени.
Неизвестный автор
В конечном счете, когда в наступающие десятилетия история природоохранных успехов и роль биологии охраны природы будут описаны, станет ясно одно: успешность природоохранных усилий будут измерять не числом полученных исследовательских грантов, не количеством обученных студентов, не опубликованными статьями, не размерами денежных сумм, потраченных правительствами, промышленностью или неправительственными организациями на проблемы охраны окружающей среды, хотя все это будет способствовать успеху. Успешность, скорее, будет измеряться тем, насколько мы преуспеем в реализации такого образа мира, который включает одновременно и удовлетворение потребностей человечества и сохранение природы. Успешность или неуспешность будет определяться тем, стабилизируются ли и затем снизятся темпы исчезновения видов, тем, сколько настоящих природных биотопов останется, сколько нетронутых экосистем выживет, а также степенью социальной справедливости и равенства, которых мы достигнем, поскольку они являются неотъемлемой частью сохранения природы. А это, в свою очередь, будет определяться не одной природоохранной или экологической теорией, но тем, насколько успешно эта теория, знания, опыт во всех формах, будут перенесены на практику. Превращение экологических знаний в общественную практику является, по преимуществу, сферой деятельности социальных институтов и политики.
Как бы хорошо мы ни понимали природный мир, как бы ни были утонченны наши теории, как бы ни были точны наши компьютерные модели, как бы ни были полны наши эмпирические знания или как бы хорошо мы ни встраивали в систему традиционные знания, ничто из этого не будет иметь ценности, если не будет применено на практике. Вся информация, приведенная в данной книге и других научных изданиях, не представляет никакой ценности до тех пор, пока не способствует серьезной природоохранной политике и соответствующим акциям. Следовательно, в фокусе настоящей главы — политика и социальные институты, которые ее осуществляют. Следующая глава представит знания и средства, необходимые ученому для того, чтобы сделать его деятельность более эффективной и способствовать серьезной природоохранной политике.
Поскольку мы начинаем с обращения к темам политики и социальных институтов, которые проводят эту политику, нам следует помнить три основных принципа, которые должны направлять наше понимание политики:
1. Принцип скромности: Мы должны признать и принять ограниченность человеческого знания, и, как следствие, пределы нашей способности управлять планетой.
2. Принцип предосторожности: В случаях сомнения (а неопределенность — скорее норма, чем исключение), мы должны мыслить глубоко и действовать обдуманно.
3. Принцип обратимости: Мы не должны вызывать необратимые изменения.
Нам необходима скромность, чтобы признать, что наши знания и понимание всегда будут ограничены; “полнота”, подобно чаше Святого Грааля, есть недостижимая цель. Это обстоятельство ложится дополнительным грузом на ученого/научного сотрудника, активиста, управляющего и политического деятеля. Заголовок сентябрьского выпуска Scientific American 1989 года — “Управление Планетой Земля” — просто фантазия. Мы должны признать с самого начала, что наши ограниченные способности управлять природой даже в самых малых масштабах, делает планетарное управление в лучшем случае малоэффективным, а в худшем — неразумным и, вероятно, разрушительным (Ehrenfeld 1993а).
Принцип предосторожности призывает нас быть очень осторожными в тех случаях, когда, принимая системные решения, мы не осознаем полностью, какое из них учитывает нашу взаимосвязь как с природным миром, так и с человеческим. Если существует серьезное сомнение в том, какой сделать выбор, или какую технологию использовать, решение должно приниматься с максимально возможной осторожностью и с самым полным просчитыванием всех долгосрочных последствий, какое мы только способны сделать (Рис 16.1). Этот принцип также требует от нас не делать того, что нельзя будет исправить впоследствии, если наше решение окажется неверным. Например, многие ученые сознают, что разрушение тропических лесов, помимо уничтожения биологического разнообразия в больших масштабах, опасно также и потому, что может изменить климат на планете. Хотя этот прогноз не является определенным, принцип обратимости гласит, что было бы неразумно продолжать уничтожение лесов, так как это практически непоправимо.
Перед тем, как перейти к дальнейшему обсуждению политики и социальных институтов, которые обращаются к проблемам окружающей среды, мы должны остановиться и спросить себя, что же именно мы подразумеваем под “проблемой” окружающей среды, или, в данном случае, под каким-либо типом проблемы. Поскольку политика и социальные институты разрабатываются таким образом, чтобы иметь дело с “проблемами”, которые некоторым образом описываются, то определение термина “проблема” должно существовать. Большинство философов сказали бы, что “проблема”, определяется не текущей и конкретной ситуацией, но определенной дистанцией между ситуацией в настоящем и образом желаемого состояния в будущем. Эта формулировка подчеркивает важность определения и представления желаемого, а не настоящего положения дел. Кроме того, она подчеркивает важность анализа нашего реального состояния и вынуждает нас различать между тем, что является симптомом, а что – лежащей в его основании причиной.
Наша цель — попытаться сконструировать модель системного изменения, чтобы получить более цельный образ мира, а не фокусироваться на отдельных событиях. Таким образом, наряду с ролью такого образа в определении проблематики исследований окружающей среды (об этом ниже), имеет значение и работа природоохранных исследователей, сознательно и методически проводимая с политическими деятелями и всеми заинтересованными лицами по формированию образа желаемого состояния. Тогда “проблема” переопределяется как дистанция между настоящим и желаемым состоянием. Решения проблемы требуют анализа того, как попасть отсюда — туда, и обратного движения оттуда — сюда, для того чтобы освободить наше мышление от потенциальной ограниченности настоящего.
“Устойчивость” — наиболее часто обсуждаемая цель, особенно с тех пор, как в 1992 г. в Рио-де-Жанейро прошла конференция ООН по Окружающей среде и Развитию. В большинстве дискуссий устойчивость трактуется как нечто достижимое, как если бы в один прекрасный день мы стали бы “устойчивыми” после длительного периода неустойчивости. Эта трактовка затемняет суть дела, поскольку устойчивость является социальным конструктом, образом, который будет вечно- изменчив (мы обсудим это далее в данной главе).
Возможно в этой главе в найдете фрагменты, расстраивающие ваши устойчивые представления о науке, охране природы, образовательном процессе, политическом процессе и/или о различных социальных институтах с которыми вы часто контактируете. Мы бросаем вызов этому status quo, всем принятым политическим курсам, институтам и способам ведения дел. У нас нет выбора, поскольку этот status quo в наши дни уже не годится. Если бы социальные институты и природоохранная политика были успешны, не было бы необходимости в этой книге, и даже во всей сфере деятельности природоохранной биологии. Сам факт существования этой сферы указывает на серьезное неблагополучие нашей политики, институтов и тех методов, с помощью которых человечество ведет свои дела. Продолжать тот же институциональный и политический курс означало бы просто экстраполировать в будущее существующую в настоящее время тенденцию к ухудшению. Умопомешательство, как считается, выражается в бесконечном повторении одного и того же в надежде получить новый результат. Мы призываем и студентов, и профессиональных ученых к тому, чтобы они подвергли сомнению все существующие природоохранные практики и политику (включая и те, что представлены в данной книге) и задались вопросом, являются ли эти средства наилучшими для достижения долгосрочной безопасности биологического разнообразия и стабильности существования человеческого вида. Работают ли наши системы и социальные институты? Если нет, что необходимо сделать, чтобы достичь адекватного изменения системы? Какие новые практики, стратегии и социальные институты должны разрабатываться, вытесняя устаревшие решения, которые ни к чему не привели?
В западном мире существует много социальных институтов, которые прямо или косвенно опираются на разработки и результаты природоохранных действий и стратегий, как в местном масштабе, так и в мировом. Каждый обладает потенциалом для того, чтобы в значительной степени способствовать усилиям в деле охраны природы или служить препятствием для этих усилий. Как и все институты, созданные человеком, в том, что касается удовлетворения совместных потребностей природы и человечества, некоторые из них функционируют лучше, чем другие. Как институты, созданным человеком, они должны быть озабочены тем, как удовлетворяять потребности настоящих и будущих поколений. Наш обзор непосредственно относится к Соединенным Штатам, мы не пытаемся сделать его всеобъемлющим, поскольку это потребовало бы гораздо больших размеров текста, чем одна глава. Его цель — побудить к размышлению о социальных институтах, с которыми и студенты и ученые в Соединенных Штатах хорошо знакомы.
Перед университетами и другими высшими образовательными исследовательскими институтами встает множество проблем, которые препятствуют им проявить себя в природоохранной деятельности так эффективно, как они могли бы. Слишком часто они сами отрезают себя от общества. Очевидно, что это место для узкоспециальных и тонких дисциплинарных исследований, направляемых любопытством исследователей, но если университеты действительно должны быть полноправными членами сообществ, в которых они находятся, а также мира, то они должны адекватно реагировать на более широкие социальные интересы, касающиеся пересечения биотической и человеческой систем. Нужны новые побудительные причины, как извне, так и изнутри, которые дадут возможность студентам и ученым совершенствовать знания и умения, которые могут способствовать достижению этой цели.
Сегодня никто всерьез не отрицает широту, глубину и важность экологических проблем для нынешнего и будущих поколений. Тем не менее, каждый год колледжи и университеты выпускают сотни и тысячи молодых мужчин и женщин, которые станут активными гражданами и лидерами, но которые совершенно не осведомлены и неопытны в базовых экологических проблемах, имеющих непосредственное отншение к их повседневной жизни. Поскольку эти институты за многие годы установили определенные требования к тому, что значит быть образованным индивидом, то в настоящее время колледжи и университеты обязаны гарантировать экологическую грамотность своих выпускников (Orr 1992). Дэвид Орр развивает эту тему в специальном развернутом эссе (Очерк 16А).
На исследовательском уровне университеты слишком часто устанавливают границы своей деятельности в рамках узких специальностей со слабой коммуникацией между этими дисциплинами. Так прежние биологические факультеты сейчас разделились на факультеты зоологии, ботаники, микробиологии, психологии, генетики, молекулярной биологии и другие узкие сферы. Сам акт разделения наук о жизни на различные дисциплины означает, что подавляется их взаимодействие, поощряется редукционизм и, в некотором очень важном смысле, теряется само знание. Дэвид Эренфельд замечает, что “потеря знаний и умений сейчас является большой проблемой для наших университетов, и нет предмета, подвергшегося большей опасности исчезновения, чем наше длительно накапливающееся знание природного мира... Мы находимся на грани потери способности отличать одно растение и животное от другого и забвения того, как известные нам виды взаимодействуют между собой и со своим окружением” (Ehrenfeld 1989). Если поднимается проблема окружающей среды, то делается это группами разнородных специалистов, которые видят только узкий срез всей проблемы, часто лишь в той степени, в какой это продвигает вперед их частную дисциплину, и мало что делают в отношении самой проблемы. Этот “дисциплинарно-ориентированный подход”, как противостоящий “проблемно-ориентированному подходу” будет обсуждаться ниже.
Необходимость в экологической грамотности имеет решающее значение, и в обучении студента этот процесс следует начинать рано. Именно на ранних этапах обучения есть возможность извлечь максимальное преимущество из природной любознательности молодых людей по отношению к окружающему их миру. Окружающая среда одновременно и серая и зеленая — она и городская и сельская — и студентов следует знакомить с постоянно-расширяющимися экосистемными проблемами, которые начинаются с соседних окрестностей и распространяются на весь земной шар. Если начальные и средние образовательные учреждения и другие социальные институты, где просвещаются молодые люди (клубы, церкви, телевидение, кино, и так далее) не делают этого, то в дальнейшей жизни у этих студентов с гораздо меньшей вероятностью разовьются заинтересованность и понимание значения проблем окружающей среды. Природоохранное просвещение общественности для всех возрастных групп обсуждается Сьюзан Якобсон в Очерк 16Б.
Практически все правительственные институты, сфокусированы ли они на местных, государственных, региональных, национальных или международных делах, испытывают одну и ту же проблему: они вертикально ориентированы. Так, существуют службы, которые по отдельности имеют дело с образованием, сельским хозяйством, финансами и экономикой, международными делами, торговлей, здоровьем и безопасностью, обороной, окружающей средой и так далее (Рис. 16.2). Однако в действительности большинство проблем человека и окружающей среды горизонтальны и не вписываются точно в стандарты (рамки) бюрократической структуры. Это особенно справедливо для таких важных проблем, как защита биоразнообразия и рост населения. Каждая их этих проблем сама воздействует на, и на нее сильно воздействует деятельность любой из этих традиционных сфер. Эти воздействия часто усугубляются тем обстоятельством, что, например, проблемы экосистем измеряются в десятилетиях и поколениях, в то время как политические “нужды” традиционных служб часто измеряются в месяцах и годах до следующих выборов.
Процессы урегулирования конфликтов между этими горизонтальными проблемами и традиционными, вертикально структурированными службами в значительной степени упускаются из виду. Существует настоятельная необходимость установить, на чьем столе задерживается доллар и гарантировать, что это лицо сможет рассматривать все нужды и желания как настоящих, так и будущих поколений. Если нельзя будет развивать правительственные институты, которые сами серьезно заинтересованы в долгосрочном общественном благе, потери экосистем и человечества будут продолжаться. Политические временные рамки (особенно перевыборов) гораздо меньше, чем экологические (не говоря уже об эволюционных) временные рамки; это главная причина, по которой институты фокусируются на столь недалеких целях. К сожалению, нет ни представительного электората, который бы думал о будущем, ни каких-либо политических стратегий устойчивости.
Многие правительственные службы работают на пересечении интересов других служб (см. Очерк 1С). Например, основная цель Службы леса США — производство зрелой древесины в миллиардах приведенных кубометров (board-foot) в год. В то же самое время она и Служба рыбы и дичи США по закону имеют обязательство поддерживать биоразнообразие, которое непосредственно зависит от этих деревьев. Так, в то время как Служба леса вырубает старовозрастные леса, Служба рыбы и дичи пытается поддержать находящиеся под угрозой виды, такие как пятнистая неясыть и Red-cockaded дятел. Департаменты общественного здоровья во многих штатах активно выращивают рыбку гамбузию (Gambusia affinis и G. holbrooki) и расселяют их в природных водоемах, ошибочно полагая, что они уничтожат москитов (Courtney and Meffe 1989), тогда как одновременно с этим другие службы избавляются от гамбузии как чужеродного вредителя, поскольку она слишком опасна для местной фауны. Министерство сельского хозяйства США тратит большие суммы денег на то, чтобы субсидировать фермеров, выращивающих табак, в то время как Министерство здоровья и Службы человека тратят большие суммы на просвещение населения относительно смертельной опасности курения. Так, правительство необдуманно субсидирует продуцирование рака легких, в то же время обеспечивая более высокий уровень затрат на здоровье. Такие примеры можно было бы перечислять еще не одну страницу.
Показалось бы логичным, что правительственным службам, над которыми развевается один и тот же национальный флаг, следовало бы быть согласными в том, что касается природоохранных проблем, здоровья людей или любой другой проблемы. Горизонтальное политическое устройство кажется разумной целью, но оно трудно достижимо в рамках вертикальной структуры правительственных служб. Эта проблема параллельна недостаточной междисциплинарности в университетах, которая, разумеется, имеет место там, где будущие политические деятели проходят подготовку.
Частичная причина того, что правительственные службы часто работают на пересечении интересов, заключается в том, что не существует фундаментальных, лежащих в основе воззрений и философских концепций, которые направляли бы все правительственные акции, невзирая на правящую политическую партию или краткосрочные потребности. Например, принятие принципов экологического проектирования как базовой философии нашего существования и нашего видения будущего (см. Очерк 16А; Wann 1996) явно диктовало бы как следует действовать всем правительственным службам. Это также гарантировало бы, что потраченные одной администрацией деньги и принятые ею направления деятельности не будут дискредитированы иными философскими концепциями следующей администрации, которые, тем не менее, в свою очередь будут демонтированы очередной администрацией.
Вместо этого создается впечатление, что каждая служба имеет свое собственное, отдельное задание, свирепо охраняемое и отделяемое от задач других служб. Свидетельство тому — решение в ноябре 1993 года Управления по продуктам и лекарствам допустить к употреблению средство, полученное помощью генной инженерии — бычий соматотропин для увеличения количества молока у молочных коров, без учета при этом социальных и экономических последствий от введения данного средства, особенно в сельском хозяйстве: то, что более мелкие молочные фермеры, по-видимому, будут выдавлены со своих ферм, поскольку цена на молоко упадет, а производство молока на более крупных фермах увеличится. Корпоративные ученые, которые разработали это средство, не чувствовали ответственности за непредусмотренные последствия такого введения; ведь они придерживались традиционного, линейного стиля научного мышления.
Необходимы не службы, продолжающие курс агрессивнного поиска расширенного финансирования и защиты своих собственнных политических территорий, а образ желаемого будущего, созданный в процессе подлинного сотрудничества, с привлечением ученых, политических деятелей, активистов и других заинтересованных лиц, что послужило бы объединению разделенных целей, перспектив и полномочий в согласованное целое.
Объединить под одним заголовком неправительственные организации (NGO) непросто. Некоторые, такие как Институт мировых ресуров (the World Rsources Institute), Институт изучения окружающей среды и энергии (the Environmental and Energy Study Institute), Нью-Йоркский ботанический сад и The Nature Conservancy являются мощными организациями, с большими бюджетными средствами и глобальными интересами. Другие — невелики и занимаются одной общиной, регионом или экосистемой — такие как Совет по природным ресурсам Орегона ( the Oregon Natural Resources Council), the Southwest Network on Environmental and Economic Justice, the Desert Fishes Council, и the SouthWest Organizing Project. Некоторые из них проводят исследования с политическим расчетом или без такового, и в некоторых отношениях неотличимы от университетов. Некоторые — как крупные, так и небольшие — являются потенциальными потребителями знаний, поскольку они проводят организационную работу и выступают в защиту окружающей среды в общине, штате, на региональном, национальном или глобальном уровнях.
К сожалению, средства информации ссылаются на “экологические группы” и “экологов” (энвайронменталистов) не проводя каких-либо различий между ними. Более крупные, традиционные организации, нередко расположенные в Вашингтоне и Нью-Йорке, имеют в штате “экспертов” — адвокатов, ученых, экономистов. Они могут иметь членов, которые платят взносы, но сами организации обычно не подотчетны своим членам. Они часто готовы пойти на компромисс, чтобы достичь наибольшего возможного успеха, не принимая во внимание и не советуясь с теми, кто более всего страдает от проблем окружающей среды. Сообщества и стихийно возникшие группы (grassroots) отражают “опыт” — их члены часто являются мишенью атак окружающей среды. Эти группы отчитываются перед членами и их подходы к решениям более холистичны, поскольку они понимают, что в реальном мире работа, окружающая среда, здоровье, ведение домашнего хозяйства, гражданские права и другие сферы не могут быть разделены (см. Shabecoff 1993; Gottiieb 1993; Bullard 1993; Bryant 1995; Dowie 1995).
Неправительственное сообщество играет важную роль, поскольку дает ученым-экологам окно в реальный мир. Неправительственные организации могут принимать участие в процессе определения потребностей в знании, поскольку, как правило, они в состоянии непосредственно прислушиваться к требованиям заинтересованных лиц и политиков по сравнению с учеными. Как организаторы и защитники на всех уровнях — местном, штата, национальном и даже международном — неправительственные организации, которые подотчетны своим членам, могут выражать мнения людей, которые, как правило, не слышны в политических дискуссиях. В качестве таковых, они могут спосбствовать принятию демократических решений. Неправительственные организации могут служить также политическими аналитиками и политическими синтезаторами, собирая результаты боле узко заданных исследований и сортируя их для различных аудиторий. Наконец, неправительственные организации являются потенциально важными работодателями для выпускников- специалистов в природоохранной биологии, при этом неважно, нацелены ли их интересы на дальнейшие исследования или на использоввание исследований в социальных целях.
Создание коалиций между традиционными неправительственными организациями и между группами в сообществах и стихийными группами увеличиваются. К сожалению сотрудничество между традиционными группами и стихийными группами еще слишком незначительно, отчасти вследствие различия в опыте и различия в культуре. Союзы, основывающиеся на доверии и взаимном понимании, могли бы всемерно содействовать демократизации экологического движения. Связи с другими организациями, занимающимися проблемами здоровья, занятости, справедливости, и другими социальными проблемами, также могли бы всемерно способствовать усилиям, направленным на проблемы, которые не укладываются в аккуратные коробочки с надписями “окружающая среда” или “охрана природы”. Все, что способствует более холистическим решениям пойдет на пользу и людям и природе.
Неправительственные организации часто играют существенную роль в экспериментировании с новыми подходами к старым проблемам. Например, Center for Rural Affairs в Уолтхилл, Небраска разработал инновационный подход к сбережению экономически жизнеспособных семейных ферм, сохраняя общины и способствуя экологически здоровому и рациональному сельскому хозяйству. Средства, полученные с помощью уникального выпуска облигаций, помогут более молодым семейным фермерам выкупать землю у пожилых фермеров, желающих уехать. Для того, чтобы применялись экологически здоровые и экономически действенные методы хозяйствования Центр поможет разрабатывать хозяйственные планы, а также обеспечит техническую поддержку. Кроме того, сохранение ферм будет содействовать укреплению жизненных сил общины.
Бизнес и экономические структуры на основе которых принимаются многие деловые решения, представляют серьезную угрозу сохранению биоразнообразия. До тех пор, пока основной чертой следующей четверти века, будет считаться интерес бизнеса, а не качество жизни и целостность общества в эту четверть века, охране экосистем, вероятно, не будет дан высокий приоритет (см. гл 15). До тех пор, пока стоячий красный лес (standing redwood) или амазонский влажный лес (rainforest) не имеют экономической ценности”, если не становятся древесиной, природа будет лишь истребляться. До тех пор, пока промышленные трагедии (такие как разлив нефти с Exxon Valdez) и природные трагедии, усугубленные человеческими безрассудствами (такие как наводнение на Миссиссипи летом 1993), будут являться лишь участниками в несении доли убытков (contributers) при подсчете валового национального продукта государства, природа будет в проигрыше. До тех пор, пока отходы процессов производства рассматриваются как “неизбежность”, а не как реальная стоимость работающего бизнеса, биосферу мы будем терять. Фермер, романист и эссеист Венделл Берри определил сообщество как “соседство людей в пространстве плюс само пространство: его почва, его вода, его воздух и все семьи и стада животных, которые принадлежат ему” (Berry 1993). Пока производство и пространство разделены, корпорации, судя по всему, мало ответственны за пространство, и в конечном счете за людй и экосистемы в этом пространстве. Пока рыночная система придает малую ценность как равенству, так и экологии, экосистемы будут в невыгодном положении.
Мало сомнений в том, что бизнес на всех уровнях мог быть более экологически чувствительным (Hawken 1993; Рис. 16.3). Серьезным вопросом, на который пока еще нет ответа, остается вопрос о том, сможет ли философия и практика бизнеса действительно быть совместимой с охраной природы. Ради экосистем и человечества, мы должны попытаться гарантировать, что этот ответ: “да”. Однако, к сожалению современные реалии показывают, что потребность в институциональных и системных изменениях лишь смутно осознается некоторыми и принимается совсем немногими, хотя для экологически чувствительного бизнеса и экономики размечены дорожные карты (Daly 1991; Hawken 1993; Ashworth 1995). Часто используемый термин “устойчивая корпорация” является оксюмороном. Корпорации могут и часто достигают большей экологической чувствительности в своих продуктах и процессах. Однако они не могут в рамках существующих ограничений системы обращаться к проблемам демократии, общества и справедливости, которые являются неотъемлемыми элементами мировоззрения устойчивости (Viederman 1996). Эти взгляды будут далее рассмотрены в главе 19 в разделе о “трагедии общей собственности”.
Очевидно предпочтения потребителя будут иметь значительное влияние на сохранение биоразнообразия. Потребители ограничены в своих предпочтениях товаров и услуг, кроторые компании жаждут им предоставить — а компании просто формируют потребности, которых люди не имели раньше. Однако потребители могут, имеют и будут продолжать менять тот способ, которым бизнес делает свой бизнес, если они смогут эффективно организоваться; свидетельство тому — растущий спрос на “dolphin-free tuna” и многие другие экологически дружественные продукты в Соединенных Штатах (Рис. 16.4)
Для того, чтобы эта тенденция продолжалась и росла, от каждого потребуется гораздо более глубокое понимание важности окружающей среды для себя и своих детей. Окружающую среду нужно не воспринимать как нечто, представляющее специальный интерес, но лишь признавать ее тем, чем она является: игровым полем, на котором сходятся все человеческие интересы. Так же как и компаниям, потребителям придется узнать полные социальные затраты (отличающиеся от цен) на их деятельность, и, в конечном счете, изъявить желание оплатить их стоимость (Durning 1992). До сих пор многие компании и потребители получали бесплатный завтрак, оплаченный окружающей средой.
Многое следует из того факта, что Соединенные Штаты являются сутяжническим обществом. Важно, тем не менее, понять корни этой значимости законодательства, в котором уделяется так много внимания судебным разбирательствам. Экологические постановления появились не просто потому, что Конгресс или другие законодательные органы захотели взять контроль в свои руки. Это был ответ на нежелание ряда действующих лиц, включая бизнес, добровольно вступить на путь, удовлетворяющий потребностям общественного блага. Например, химические компании не спешили отреагировать на данные наблюдений озоновой дыры и на необходимость остановить производство CFC. Закон о чистом воздухе (The Clean Air Act) и международное законодательство по окружающей среде на данный момент, по-видимому, являются наиболее адекватными механизмами уменьшения загрязнений, вредных для здоровья и безопасности общества. В наши дни еще существуют обстоятельства, в которых компании борются с постановлениями, в то время, как выполняя их, они действительно уменьшили бы свои собственные затраты. Понимание и перемены совершаются медленно. Перемены часто означают отказ от того, что делалось раньше, что психологически трудно принять некоторым из нас. Перемены трудны также, когда плохо осознаются временные рамки.
Объясняет большую заинтересованность в постановлениях утверждение, которое обычно предлагается представителями бизнеса, о том, что наше общество параноидально, то есть слишком не расположено к риску (risk-averse). Тем не менее, частично эта проблема, заключается в самом определении риска и в том, как мы оцениваем его. Во-первых, риск редко оценивается людьми, которые подвергаются риску. Во-вторых, наши методы оценивания, в лучшем случае, примитивны. Мы, возможно, в состоянии определить, например, связь между одним загрязнителем и случаями одного вида рака. Однако, в реальном мире, мы все находимся в “загрязненном супе”, множестве загрязнителей, выпускаемых в различных концентрациях, в различные средаы — воздух, воду, пищу. Кроме того, мы все различны по физическим и генетическим характеристикам, и потому по-разному реагируем на “ загрязненный суп”, который нам подают. Имеется новое свидетельство того, что этот “суп”, возможно, более токсичен на несколько порядков по сравнению с величиной, которая могла бы получиться простым суммированием частей (Arnold 1996; Golborn et al. 1996). Таким образом, как же мы можем хоть приблизительно сделать серьезную оценку риска от загрязнения? Здесь вступает в игру принцип предосторожности: лучше быть защищенным, чем оплакиваемым. Более подробно к этим вопросам обращается Гинзбург (Ginsburg 1993).
Рассмотрим случай с Роз Мари Августин из Южного Тускона, Аризона. В ее квартале на преимущественно испанской территории находится 30 акккуратных, простых домиков. Двадцать восемь из 30 семей в этих домиках пережили смерть близких от рака или имеют еще живущих больных раком. Считается, что местная питьевая вода загрязнена промышленным растоворителем — трихлороэтиленом TCE, который в больших количествах используется близлежащим авиационным заводом Hughes Aircraft. Ученые, изучавшие такое соседство не отрицали корреляцию, которая была слишком очевидна, но они упорно не желали признавать причинно-следственную связь (Lavelle and Coyle 1992). Нерешительность предположила бы, что мы не можем точно установить причину рака, но факты свидетельствуют, что проблема имеет место. Вероятно требуется задать вопрос о том, готовы ли ученые, которые делали оценку риска, сами пожить по соседству с миссис Августин и пить эту воду, принимая во внимание то положение дел, которое они исследовали. Если нет, тогда насколько мы можем доверять их открытиям? Как заметил биохимик Эрвин Чаргофф (Erwin Chargoff 1980), “там, где преобладает экспертиза, мудрость исчезает”.
Часто утверждается, что Соединенные Штаты в целом становятся нерасположенными к риску и что, кроме того, мы боимся неоправданных рисков. Считается, например, что мы уделяем слишком много внимания химикалиям, которые, возможно, и вызывают одну дополнительную смерть от рака на 10 миллионов, но позволяя в то же время курение сигарет и вождение аватомобилей миллионами людей, что убивает людей сотнями из тысяч. Этот аргумент, разумеется правомерен. Тем не менее, он слаб тем, что не принимает во внимание неравное распределение рисков. Курение сигарет и вождение автомобилей добровольны — мы можем выбирать, делать это или нет. Подверженность же химикалиям в большей степени выпадает на долю меньшинств и бедных слоев населения. Подверженность химическому воздействию навязана людям, а не предоставлена их свободной воле и выбору (Chavis and Lee 1987; Lavelle and Coyle 1992).
Альтернативные средства регуляции уже предложены, и очевидно, что мы должны исследовать все пути к более совершенной системе. Однако большая часть того, что предложено на сегодняшний день имеет существенные недостатки. Например, предполагать, что добровольное согласие ради общественного блага сохранит систему, в лучшем случае наивно, учитывая тот факт, что, как уже замечено, регуляция становится необходимой в отсутствие добровольного согласия. Сходным образом в то время как, так называемые, рыночно-ориентированные подходы могут иметь некоторую пользу, сам рынок, из-за того, что он не в состоянии адекватно соответствовать и равенству и экологии, начинает работать как дефектный инструмент.
Между учеными долго длится дискуссия по поводу той роли, которую иудео-христианские учения сыграли в разрушении человечеством окружающей среды ( см. Главу 2). Что предполагают эти учения: что мы завоеватели земли — “плодовитые и множественные” — или что мы слуги? Чего больше принесла иудео-христианская этика окружающей среде — вреда или добра?
Какими бы ни были последние дебаты, организованная религия в Соединенных Штатах сейчас начинает принимать призыв к служению серьезно (Baker 1996). Церкви и синагоги проповедуют экологию, требуют, чтобы землепользование на принадлежащих церкви землях, было рациональным и экологически здоровым. Теологические школы обучают семинаристов взаимодействию между религией и окружающей средой. Все эти усилия являются частью основной программы взаимодействия вер (interfaith), учрежденной в конце 1993 года, которая особо подчерктивает предписание почитать творения Бога и охранять их (Joint Appeal 1992). Поскольку изменения в базовых системах ценностей человеческих обществ являются решающими для достижения природоохранных целей, религиозные ценности и учения могут играть жизненно важную роль в создании новых отношений между человеком и планетой. Однако, эти учения должны подняться над личным спасением для загробной жизни, чтобы уже включить в себя спасение планеты.
Примеры такой трансформации можно найти в сельских районах Латинской Америки и Филиппин, где религиозное движение, известное как “освобожденная теология”, начало с того, что зафиксировало связь между бедностью и экологической деградацией. Духовенство, входящее в состав этого движения, признало общую схему: бедные фермеры вытесняются с относительно плодородных земель высоко капитализированным коммерческим сельским хозяйством. Эти согнанные с мест фермеры в результате оказываются в городских трущобах или на экологически хрупких и маргинальных для сельского хозяйства землях. Поскольку рациональное сельское хозяйство невозможно на таких маргинальных землях, фермеры начинают эксплуатировать новые земли, обычно вырубая леса, непоправимо разрушая биоразнообразие. Этот опыт заставил некоторых представителей духовенства утверждать, что маргинализированные мелкие фермеры и деградация биоразнообразия — результаты одного процесса — роста эксплуатационной экономики — и они активно работают над тем, чтобы изменить эту схему.
Западное индустриальное общество в конце 20 столетия страдает от “инфо-перекормленности”, насыщения информацией, тем более явном в киберпространстве. Следовательно, возможно, что сообщения вообще теряют силу. Кроме того, сообщения даются малыми порциями и взаимодействие между порциями едва ли вообще возможно. Например во время выборов мэра Нью-Йорка в 1993 году первая страница Нью-Йорк таймс разместила рядом статьи о преступлении и экономике; ни в одной из этих статей не была упомянута другая, и связь между этими двумя статьями так и не была проведена.
Спектр мнений, озвученных с помощью медиа, как правило, отражает потребности и позиции преуспевающих, в то время как нужды планеты слышатся в них только отчасти, если вообще слышатся. Например, в 1993 году Нью-Йорк таймс опубликовала три рекламных текста (“advertorial”), поддерживающих NAFTA — Североамериканское соглашение о свободной торговле (The North American Free Trade Agreement), но высокая стоимость рекламы в этих специальных разделах газеты исключила участие неправительственных организаций, оппозиционных NAFTA.
Службы новостей, практически по определению фокусируются на непосредственных проблемах, а не на просвещении и долгосрочных тенденциях. Таким образом, трудно заложить основу знаний, которые для всего общества в целом дают возможность понимать события в их системном контексте. К тому же, неясно, чему больше спосбствует переизбыток телевизионных программ о “природе”, изображающих животных и экосистемы, ближние и дальние — подлинному уважению к природе, желанию узнавать ее на опыте и спасать, или пассивности типа “чипсы на диване” (“couch potato”).
Если, помимо этого, рассматривать упадок грамотности и чтения в Соединенных Штатах и концентрацию внимания на телевидении, как основном источнике новостей и информации, проблема становится удручающей. Не будь сообщения визуальными и быстрыми, их вряд ли бы воспринимали. Множество изменений, которые интересуют природоохраных биологов, не относятся к разряду эффектно театральных, что позволило бы придать им такую форму публичной информации. Ко всему прочему, со временем люди могут просто устать от созерцания того, что они ими воспринимается как виденное ранее. Не начинают ли все эти чудные уголки планеты и экзотические животные с неизбежностью выглядеть одинаково?
Другая проблема, связанная со средствами информации касается самих ученых. Журналисты уверены, что ученые не знают, как эффективно говорить с ними, и с их помощью с неискушенной публикой. Если ученым задают вопрос, они могут предложить оттиски опубликованных статей, а не разъяснение своей работы в понятных терминах. Или, что вероятно еще хуже, ученые вдаются в детальное и сложное объяснение, как если бы они разговаривали с коллегами, а не с выпускающими программу журналистами (communicators). Ученым нужно научиться общаться таким образом, чтобы сохранить полноту научного мышления без того, чтобы навевать скуку на людей, на которых они пытаются оказать влияние. Они должны понимать и владеть языком и культурой людей, с которыми они разговаривают, а не принимать высокомерный вид, который разрушает возможность общения. Это, однако, может стать серьезным затруднением. Экологические и экономические понятия обычно слишком сложны для коротких “крепких кусков” (sound bites), которые стали распространенным явлением среди современных средств массовой информации. Соответственно и информационным средствам также нужно изменить способ, которым они представляют публике этот тип информации. Пример того, как информационные средства представляют экологическую проблему продемонстрирован Очерк 16С Эрикой Шерманн и Роном Кэрролом.
Студенты и профессионалы охраны природы и в других научных областях часто соскальзывают в узкое, удобное и наивное мировоззрениие: что охрана природы (или частные ее дисциплины) является центральной для общественной мысли, что кто-то еще заинтересован в этой дисциплине так же, как и они, и что если бы только политики, бюрократы и активисты приняли их точку зрения, то все стало бы хорошо. Мир, тем не менее, намного сложнее. Как правило, общественность и политические деятели действительно озабочены этими проблемами, но часто они не знают как удовлетворить требования ученых и деятелей охраны природы, чьи, зачастую противоречащие, взгляды скорее увеличивают неразбериху, чем подтверждают понимание того, какие действия необходимы. Как следствие, природоохранным ученым приходится работать особенно напряженно, чтобы их знания и обращения были восприняты обществом (в следующей главе будет подробно изложено как это делать).
Для многих научные взгляды подозрительны, особенно когда конфликт различных “экспертов” оставляет общественность и политиков в недоумении. В действительности эти “эксперты” — типичные специалисты, часто выражающие узкие взгляды, а не холистические подходы. Политика делается и будет продолжать делаться с или без информации, поставляемой учеными, безотносительно к тому, уместна их информация или нет. Следовательно, биологи охраны природы и все, кто заинтересован в содействии политике своей теоретической и эмпирической интуицией стоят перед большим числом основных вызовов, относящихся к социальным институтам и развитию политики. Мы обсудим шесть из этих вызовов.
Большая часть экологических и природоохранных исследований укоренена в частных научных дисциплинах. У генетиков — своя сфера, равно как у популяционных биологов, экофизиологов, ландшафтных экологов и т.д. Однако реально существующие в мире проблемы окружающей среды редко поддаются строго дисциплинарным решениям. Проблематика окружающей среды не ограничивается и не определяется частной научной дисциплиной, даже природоохранной биологией. Так, знания, требуемые для решения задач, должны определяться проблемой, а не дисциплиной, если предполагается, что они будут эффективно способствовать формированию и осуществлению политики.
Разница между дисциплинарно-ориентированным и проблемно-ориентированным подходами в том, что первый, практически по определению, начинается и заканчивается своим набором вспомогательных средств, предназначенных для работы со своими частными проблемами. Дисциплинарно-ориентированное исследование обычно начинается с любопытства исследователя, который хочет понять некоторый частный феномен. Никакого конкретного назначения или применения, помимо более глубокого понимания природы, тут обычно нет. Единственное желание — “открыть” что-то новое, а единственная аудитория – такие же исследователи.
Вероятно, одна из причин возникновения природоохранной биологии – необходимость расширить набор средств и охватить более широкий круг вопросов. Проблемно-ориентированное исследование – иное, чем дисциплинарно-ориентированное. Оно начинается с реальных проблем этого мира и затем пытается установить, какие методы, знания и информация могут потребоваться или оказаться полезными для решения этой проблемы. Например, вместо того, чтобы задавать дисциплинарно-ориентированный вопрос: “Каково влияние торговли на биоразнообразие?”, можно было бы сформулировать проблемно-ориентированнй вопрос: “Что представляла бы собой система торговли, которая придавала бы значение культурному и биологическому разнообразию, равенству и демократии?”
Нам необходимо прорваться сквозь дисциплинарные и междисциплинарные границы, если мы намеревамся преуспеть в политических исследованиях, касающихся биоразнообразия. В большинстве случаев такие исследования должны быть смещены с дисциплинарной ориентации на проблемную ориентацию. Частная экологическая проблема — это не просто, скажем, область генетики, тогда как другая соответствут экосистемной экологии или экономической теории. Проблемы окружающей среды комплексны и мультидисциплинарны; решения должны включать набор средств соответствующих дисциплин, но не быть ограниченными ими. Эти дисциплины активно развиваются за пределами экологической науки и природоохранной биологии, охватывая психологию, философию и гуманитарные науки, а также другие социальные науки и экологическую экономику. Как напоминает нам Вэнделл Берри (Wendell Berry 1989): “Ответы на гуманитарные проблемы экологии должны быть найдены в экономике. А решения проблем экономики должны быть найдены в человеческой культуре и человеческом характере.”
Сферу базовой информации (компетенции) для установления экологических проблем, а также исследований, необходимых для оздоровления окружающей среды и предупреждения экологических атак, следует расширить включением в нее мнения людей, подвергаемых воздействию окружающей среды в наибольшей степени. Все заинтересованные лица должны иметь возможность быть услышанными, и все должны внимательно прислушиваться к мнениям других. Предметом интереса (issue) является не то, что ученые и исследователи считают важным в некотором идеальном смысле, а то, что насущно и то, что может принести практическую пользу; а это устанавливается следующими группами людей:
В сфере природоохраной деятельности имеет место проблема: услышать тех, кто говорит от имени “семейств и стад природных тварей, живущих в данной местности” и тех, кто говорит от имени будущих поколений. Это очень важная моральная и этическая проблема, за которую несут ответственность все заинтересованные лица. Этот голос — тот самый, которого чаще всего недостает, поскольку он отражает ценности, которые могут обоснованно противостоять ценностям других заинтересованных лиц. Важную роль в этом конфликте придется играть биологам охраны природы. В отсутствие этих голосов экологические исследования имеют меньший шанс быть действительно уместными в политическом процессе. Адекватное же включение их в процесс увеличивает шансы политически действенных решений.
В 1990 году the U.S. Environmental Protecion Agency’s Scientific Advisory Board представил своему администратору оценку экологических проблем, вызывающих набольшие опасения. Он обнаружил, что опасные и токсические отходы, и подземные накопители — проблемы, которые лидировали в общественной повестке дня — у ученых в перечне проблем не значились; и что изменение климата и радон, находящиеся почти на верхних строчках списка, составленнного учеными, общественное мнение опустило практически в самый конец своего списка. Ученые, рассматривающие это расхождение, обычно полагают, что оно отражает недостаток понимания “реальных рисков” со стороны общественности, а имеющиеся страхи, необдуманно раздуты активистами, которые уделяют мало внимания “приемлемому уровню риска”. Люди, в наибольшей степени подвергаемые воздействию экологических атак, воспринимают ученых как бесчувственных и равнодушных, и слишком отстраненных. Кроме того, им кажется, что ученые не подвержены тем же самым опасностям, так что их исследовательские “открытия” делают их слепыми к нуждам людей, подвергаемых риску.
Из этого нужно извлечь важный урок: все — ученые, политические лидеры, представители общественности и те заинтересованные лица, которые испытывают наиболее сильное воздействие окружающей среды и потому наиболее встревожены — все нуждаются в консультировании. И “научная оценка” и “общественная оценка” ключевых проблем опираются на неявный или явный анализ выигрышей и потерь, анализ возможных компромиссов и альтернативных издержек (упущенной выгоды). Это важные подсчеты. Однако, по определению, они не являются ни ценностно-нейтральными, ни этически нейтральными, хотя часто в языке “ценностно - нейтральной” науки это замаскировано. В демократическом обществе эти альтернативы должны быть согласованы.
Если общественность “недо-информирована”, научное сообщество, заинтересованное в том, чтобы содействовать решению экологических проблем, несет за это частичную ответственность и обязано стремиться преодолеть предполагаемое невежество. В то же самое время научное сообщество обязано прислушиваться к голосу общественности, особенно к людям, в наибольшей степени подверженным экологическим рискам, обычно национальным меньшинствам и малоимущим. Анализ “затраты- выгоды” может работать, только если мы четко представляем, как измерять затраты и выгоды с учетом альтернативных ценностей, особенно тех, которые нельзя легко перевести в числа. Например, цена человеческой жизни обычно устанавливается из предполагаемых зарабатков в течение всей жизни, что делает малоимущего “менее ценным”, чем биолога охраны природы, который, в свою очередь менее ценен, чем Доналд Трамп или Майкл Джордан. Социально и этически регулируемый анализ “затраты-выгоды” может стать основой для установления приоритетов в финансировании экологических исследований. То, что может показаться недостатком научной информации в обществе, может, в действительности отражать иные ценности, присвоенные этой информации, и/или недостаток доверия к поставщику информации, будь то правительство, академия наук или бизнес.
Среди ученых имет место тенденция утверждать центральность научной информации в политическом процессе. Знание явно лучше, чем невежество, но “хорошая наука” не обязательно делает “хорошую политику”. Наука необходима, но не достаточна, поскольку создание политики — процесс отражения того, что мы ценим в обществе, процесс по сути этический и ценностный. Часто ученый и политик испытывают трудности, даже общаясь на равных (Рис. 16.5).
Тогда возникает вопрос: “чем хорошая наука является для политики?” Каков характер знания, необходимого для дела и достижимого в имеющихся временных рамках? И как можно наилучшим образом воспользоваться этим знанием? Политика “решать” экологические проблемы в демократическом обществе есть процесс урегулирования конфликтующих ценностей разных правовых интересов в различных временных рамках. Так, наука не самодостаточна, ей недостаточно себя; скорее она есть и только и может быть одиним из поставщиков информации (input), хотя и важным, в политику.
Чтобы составить политически-пригодную повестку дня охраны природы, важно принять во внимание культуру политического процесса, признание различий между исполнительной и законодательной ветвями, и между разными уровнями правительства. Некоторые аспекты этого процесса, которые мы позволили себе набросать широкими мазками, перечислены ниже:
Ясно, что политический процесс не линеен и, разумеется, не идеален. В этом смысле он очень человеческий и часто отличается от книжных моделей. “Дотаскивание дела до конца” — так один обозреватель охарактеризовал его несколько лет назад. Ученые и другие заинтересованные стороны должны быть повсеместно вовлечены в политический процесс как слушатели и как ораторы, чтобы гарантировать, что результаты их исследований будут использованы и что будут приниматься оптимальные политические решения. Использование научных результатов не должно быть предоставлено случаю. Ученые обязаны разъяснять результаты своих исследований и как они применяются в конкретных обстоятельствах. Как заметил экономист Томас Майкл Пауэр (Thomas Micheal Power 1996) “по обвинению в агитации, я признаю себя виновным. Но на утверждения, согласно которым, агитация вредит стремлению к полезным знаниям, я серьезно возражаю”. Связь между политикой и наукой рассматривается более глубоко в главе 17.
Существует необходимость в большем и лучшем взаимодействии между учеными и потребителями научного знания — реальными и потенциальными: политическими деятелями, активистами и организаторами, и населением, подвергаемым экологическому риску. Это взаимодействие поможет определить характер знания, которое окажется полезным и будет вовремя применено для решения экологических проблем. Политика в первую очередь фокусируется на политических, экономических, административных и организационных проблемах, и только в наиболее благоприятных обстоятельствах, на моральных и этических. Это, в свою очередь, сильно влияет на природу того научного знания, которое окажется пригодным и будет задействовано в политическом процессе. Как заметил Дэвид Орр (David Orr 1991): “Как бы ни были важны научные исследования, их отсутствие не является ограничивающим фактором для сохранения биологического разнообразия”.
Объединение Политики, Экономики и Администрарования. Для проведения экологически чувствительной политики, у нас должны быть политические намерения влиять на изменения: останавливать, сохранять, восстанавливать, предотвращать. Этот процесс должен учитывать требования тех разнообразных заинтересованных лиц, которые могут оказаться в проигрыше, равно и претензии тех, кто может выиграть от конкретной политической ситуации. Например, многие бразильские политические стратеги и политики полностью осознают социальную, экологическую и экономическую абсурдность разрушения тропического Амазонского влажного леса. От действий в соответствии с собственным пониманием ситуации, их удерживает не отсутствие новых знаний; а отсутствие политических намерений, в основе которого – учет оказываемого на них политического давления, а также их собственное желание быть вновь избранными или вновь назначенными.
Политические проблемы являются экономическими в том смысле, что в течение многих лет мы стыдливо отказываемся обращать внимание на реальные затраты. В пищевом и волоконно-текстильном секторах экономики Соединенных Штатов работает 700 миллиардов долларов в год. Но мы не принимаем во внимание еще почти 250 миллиардов долларов, в которых оцениваются экологические и социальные внешние эффекты (externalities) производства, распределения и обработки пищевых и волоконных продуктов (Viederman, неопубликованные данные), такие как загрязнение подземных вод и воздуха и вредное воздействие на здоровье рабочих. Это всего лишь один пример несостоятельности подходов неоклассической экономики, когда природу рассматривают одновременно и как источник капитала, и как сток для отходов производственной системы,
С узко-дисциплинарной точки зрения мы находимся в ситуации постоянной идентификации так называемых краевых эффектов и побочных продуктов. Например, в экономике хорошо известное понятие “внешние экономические издержки” (externalities), попросту говоря, означает те эффекты, к которым экономист предпочитает не обращаться (Глава 15). В реальном мире, тем не менее, нет таких явлений, как побочные эффекты или побочные продукты; это фикция, порожденная слишком узкой парадигмой; в этом мире реально могут существовать только действия и результаты. Например, когда врач прописывает вам антибиотик для лечения инфекции и сообщает, что “побочным эффектом” может быть тошнота, то для этого врача тошнота является побочным эффектом потому, что вас он воспринимает только как инфекцию. Для вас же тошнота — это очень сильное действие. Возможный “побочный эффект” тамоксифена, важного лекарственного средства для лечения рака груди — рак матки!
Решения экологических проблем требуют урегулирования конфликтов между ценностями и нуждами политики, осложненными не отвечающими требованиям или громоздкими административными структурами, а также организационной волокитой.Так, например, министр внутренних земель США (U.S. Secretary of Interior), как глава одновременно и Бюро Землепользования (the Bureau of Land Management) и Службы Лесов и Дикой природы (the Fish and Wildlife Service), обладает противоречащими друг другу полномочиями — использовать и сохранять природные ресурсы. Подобным образом большое число комитетов в Конгрессе, ответственных за подготовку законодательства по сельскому хозяйству, делает практически невозможной координацию между ними. Комиссия Карнеги по науке, технологии и управлению (the Carnegie Commission on Science, Technology end Government) (данных нет) утверждает, что имеется, по меньшей мере, 16 федеральных служб и департаментов, вовлеченных в деятельность, связанную с парниковым эффектом (Таблица 16.1). Как заметил Дэвид Эренфельд (David Ehrenfeld 1991),
Редко для анализа, предсказания и управления данной [экологической] ситуацией оказываются достаточными знания экспертов. Происходит это потому, что для ограничения числа переменных, с которыми им приходится сталкиваться, эксперты делают предположение, что системы, с которыми они работают, являются замкнутыми. Системы же в реальной жизни едва ли являются замкнутыми... Редукционистские методы науки, способные чрезвычайно эффективно работать в замкнутых системах, имеют тенденцию пробуксовывать в ситуации актуальной открытости, обусловленной сложностью биологических объектов, а также сложностью взаимодействия политических, экономических и социальных систем.
Развитие проблемно-ориентированной науки. Для обращения к реалиям природохранных проблем, понадобится иной научный подход, “проблемно-ориентированная” наука. Она не претендует на то, чтобы быть ценностно или этически нейтральной, хотя она, разумеется, испытывает потребность оставаться объективной и беспристрастной в своих подходах и должна основываться на строгой проверке гипотез. Научная деятельность в новой парадигме должна будет принять мир таким, каков он есть, вместо того, чтобы стремиться пересоздать его методами, продиктованными нуждами собственных исследований. Обстоятельства, которые требуют этой новой парадигмы, как отметили Фантович и Раветц (Funtowicz and Ravetz 1991) таковы, что “факты неопределенны, ценности сомнительны, ставки высоки, решения не терпят отлагательств”. Как результат, эта новая парадигма сфокусирует внимание на качественной оценке имеющихся количественных данных, признавая что неопредленность существует. Она также распространит сообщество оцениваемых, на всех заинтересованных лиц, так как это единственный путь к принятию научно здравых и политически основательных решений.
“Проблемно-ориентированная” наука таким образом, начнется с ориентации на проблему, то есть как недисциплинарная, или трансдисциплинарная, признавая с самого начала, что ситуация чревата неопределенностями. Эта ориентация отличает ее от науки, направляемой любопытством, в которой усилия направлены на то, чтобы минимизировать неопределенности. В этом отношении новая парадигма может быть названа “постнормальной”, для отличения ее от научной парадигмы, которая сейчас считается “нормальной”. Эта постнормальная парадигма будет иметь следующие характерные черты:
Например, образовательные и исследовательские усилия, направленные в настоящий момент на разработку новой экологической экономики, отражают подходы “проблемно-ориентированной, постнормальной” науки.
Каковы критерии оценивания спосбности университетов и других организаций быть эффективными в обеспечении подготовки специалистов и проведении исследований, необходимых для формирования экологической политики? Требования, которые предъявляет будущее к качественным природоохранным исследованиям и политике, помимо прочих, — это трансдисциплинарность, проблемно-ориентированный подход, системная ориентация и гибкость.
В целом, в настоящее время университеты не организованы так, чтобы эффективно проводить подготовку специалистов и исследования в соответствии с описанной выше парадигмой. Гильдиевая система дисциплин как уздой сдерживает эффективные изменения, особенно в наиболее престижных институтах. С помощью только инициированных поиском, ценномтно неиерархизированных (peer-reviewed) исследований вряд ли решаются мировые проблемы. Междисциплинарные барьеры в университетах и в других местах должны быть разрушены, с тем, чтобы содейсвовать эффективным, прблемно-ориентированным исследованиям. Пример такого подхода дает Организация Тропических Исследований (Organization for Tropical Studies ) (OTS), образовательная программа на базе университета, которая преодолевает дисциплинарные барьеры. OTS обсуждается своими настоящим и прошлым директорами, Гэри Хартшорном и Доналдом Стоуном в Очерк 16D.
Дерек Бок, который ушел в отставку в 1992 году с поста президента Гарвардского университета, отметил:
Наши университеты превосходны в следовании более простым возможностям, в которых установленные академические и социальные приоритеты совпадают. С другой стороны, когда социальные потребности не четко выявлены и не имеют адекватной финансовой поддержки, высшему образования часто не удается реагировать так эффективно, как оно могло бы, даже на некоторые наиболее серьезные вызовы, перед лицом которых оказывается Америка. Укрепленные гарантиями должности и времени для тщательного изучения мира, профессора, казалось бы, имеют уникальную возможность действовать как разведчики общества, чтобы сигнализировать об угрожающих проблемах задолго до того, как они станут видимыми для всех. Тем не менее, редко члены академии преуспевают в обнаружении проблем, требующих неотложного решения, и активном привлечении к ним общественного внимания. Все, что Рэйчел Карсон делала для окружающей среды, Ральф Надер для защиты потребителей, Майкл Харрингтон для проблем бедности, Бетти Фридан для прав женщин, они делали как независимые критики, не как сотрудники университетов. Университеты будут, как всегда, продолжать слабо реагировать, если не получат поддержку со стороны, а поднятые темы не будут определять престиж в академических кругах. (Bok 1990)
Университеты часто отдают должное редукционизму, который противоречит основным требованиям окружающей среды. Например, во многих дисциплинах более почетна элегантность, чем уместность (адекватность). Традиционные занятия, такие как таксономия и естественная история выброшены на свалку ради более “волнующих” и, разумеется, более прибыльных авантюр (затей), таких как молекулярная биология (Wilson 1994). Университетская система поощрений, особенно в рамках традиционной структуры деления на факультеты, не воздает должное производству знаний, необходимых для политики. Особенно это верно для более молодых сотрудников, не имеющих должностей, которые идут на серьезный риск, приступая к тому, что воспринимается как “менее серьезное” исследовательское поле — экологическая политика. Во времена бюджетных ограничений междисциплинарные попытки обычно отсекаются первыми. Это верно также для студентов-выпускников, которые хотят помогать неправительственным организациям в работе с “реальными” проблемами мира, при этом только противореча своим академическим наставникам, поскольку выбранная тема якобы не подходит “хорошей науке”, определяемой дисциплинарно-ориентированым подходом.
Знания, измеренные по канонам “нормальной” науки редко достаточны для решения экологических проблем, однако акции политики не могут быть отложены, в надежде на то, что когда-нибудь в нашем распоряжении окажется “полная информация”. Во всех природоохранных усилиях следует извлекать пользу из всего имеющегося в наличии знания, и только если позволяет время, отпущенное для принятия решения, должно быть предпринято новое исследование, направляемое требованиями политичекого процесса, а не исследователя. Дополнительная и и часто упускаемая необходимость — это оценка возможных политических, социальных, экологических, культурных и экономических последствий политических действий с тем, чтобы избежать нанесения вреда (Viederman 1991). Как заметил историк Эдвард Теннер (Edward Tenner 1996) технология сделала нас более здоровыми и богатыми, но то, что он называет “ эффекты мести” или непредвиденные последствия, создает новые проблемы или усугубляет старые.
Часто мы располагаем достаточной информацией, чтобы принимать продуманные решения, касающиеся охраны природы. Однако, большая часть этой информации не используется, потому, что она имеет форму, которая, как правило, не значима для научного сообщества — например, традиционных народных знаний — или потому, что ее поставляют субъекты, функционирующие вне “нормальной” научной системы” — например, некомммерческие или защитные организации. Даже если нет непосредственной угрозы, существует много проблем, таких как глобальное потепление и истощение озона, в которых окна возможностей сужены, а действия, которые в лучшем случае можно было бы предпринять, основываются на наиболее доступной информации. Вероятно, благоразумие более важно, чем уверенность. Как было отмечено, “лучше быть приблизительно правым, чем точно неправым”.
Ничего из того, что утверждалось выше, не следует принимать как предположение о том, что наука — особенно новая, проблемно-ориентированная наука — не играет ключевой роли в политике, поскольку все же она играет эту роль. Такая наука не только задается традиционными вопросами — что нам нужно знать? — но также признает пределы нашей способности знать и управлять такими сложными объектами, как биосфера и человеческое поведение. Кроме того, она сама по себе, будет пытаться минимизировать тот вред, который мы могли бы принести.
Здесь мы перечислим толлько несколько важных путей, на которых наука сможет способствовать решению экологических проблем; другие легко могут быть добавлены.
1. Требуется разрабатывать системы раннего предупреждения, чтобы распознавать экологические проблемы до того, как они станут серьезными. Деятельность первых исследователей глобального потепления и озоновой дыры является хорошим примером, хотя первоначальный прохладный прием этой деятельности был просто недооценкой проблем, поднятых исследователями, обогнавшими своих коллег. Внимание должно быть направлено также на разработку “необходимых маркеров”, которые сигализируют о проблемах на горизонте. Ключевой проблемой является следующее: чем измерять соответствующие масштабы реального изменения, так как стандартные индикаторы часто не измеряют то, что должны измерять. Так, например, пользование библиотекой уже не может быть адекватным мерилом грамотности, поскольку в наши дни библиотеки располагают хорошими видеоресурсами и, кроме того, являются пристанищем для безработных и бездомных.
2. Требуется разрабатывать оценку технологий, чтобы лучше понимать предусмотренные и особенно непредусмотренные, политические, социальные, экономические, культурные и экологические последствия технологического развития на короткий, средний и длинный сроки. Технологии имеют тенденцию развиваться более быстро, чем развивается наша способность или мотивация для сомнения в их уместности и желательности. Сегодняшние проблемы слишком часто являются вчерашними решениями. Не требуется искушенной науки, чтобы признать, например, что введение бычьих гормонов роста, которые увеличивают выработку молока у коров, (1) снизит цены на молоко, и, соответственно суммы, выплачиваемые фермерам, вследствие возросшего предложения, (2) неблагоприятно повлияют на мелких фермеров, что в свою очередь (3) нанесет вред экономике сельского сообщества, поощряя (4) миграцию в города в течение длительного периода, в то же самое время (5) способствуя вертикальной интеграции агробизнеса.
3. Исследованиям по улучшению последствий экологических бедствий и разработке щадящих технологий для восстановления природных систем дается самый высокий приоритет, особенно исследованиям, использующим в качестве модели саму природу. Работа Тодда (Todd 1988) по солнечно-водяной обработке водных отхдов, которая обсуждалась в Очерк 16А, является хорошим примером. Имитируя тот спосб, которым природа чистит грязную воду — используя различные организмы, которые перерабатывают органический материал в стоках — система Тоддса очищает муниципальные водные стоки и нечистоты без применения химикатов и без продуцирования значительных количеств вредных загрязняющих продуктов. Кроме того, эта система потребляет существенно меньше энергии и денег, чем признанные системы обработки.
4. Нужны психологические и организационные исследования, для понимания того, как содействовать необходимым изменениям в поведенческих моделях по отношению к окружающей среде, как у индивидов, так и у социальных институтов. Большее количество информации и смена ценностей и отношений важны, но не достаточны для изменения поведенческих стратегий. Как могут быть простимулированы изменения в потребительских моделях? Почему нам понадобилось так много времени, чтобы приспособиться к неизбежным глобальным ограничениям, с которыми мы столкнулись? Мы тратим больше времени, представляя, где мы хотим быть, чем тратим его на то, чтобы реально продумать, как туда попасть. Улучшение как нашего понимания поведения идивидов и социальных институтов, так и способности изменить, их является необходимой составляющей любого усилия, направленного на сохранение биологических и человеческих ресурсов.
5. Необходимы исследования агроэкологических и сельскохозяйственных систем, чтобы помогать фермерам из различных климатических зон, желающим перейти к устойчивому сельскому хозяйству, которое, ко всему прочему, является экономически жизнеспособным и вольет новые силы в сельское сообщество.
6. Концептуализация и осуществление “экологической экономики”, которая объединит экологию и экономику, рассматривая природу как ресурс и как сток. Среди важных проблем — разработка систем социо-экономико-экологического учета, которые комбинируют количественные и качественные оценки.
Продвижение от элегантности науки в ее традиционной и нормальной форме к беспорядочному миру политической науки, политики, программ и управления для многих непросто. Не всем природоохранным биологам требуется работать на ниве политики. Все, тем не менее, должны осознавать необходимость политики и взаимосвязи между политикой и наукой, которые мы пытались здесь обрисовать. Ученые выступают в двух ипостасях — собственно ученых и граждан (Meine nd Meffe 1996; Meffe 1996). Их цель должна состоять не только в том, чтобы создавать знания, но также понимать, что знание используется для защиты самих объектов изучения — биологических видов и экосистем планеты.
Некоторые природоохранные биологи, находясь в университетской среде, рискуют личной карьерой, чтобы вырваться из этой среды. Это неприятная необходимость, учитывая статус многих институтов, уже рассмотренных здесь. Мы смеем надеяться, что многие институты инициируют процессы изменения: станут обучать людей иначе (и лучше) для политических целей, и одобрят, или, по крайней мере, признают равно обоснованными потребность как в адекватности, так и в элегантности.
Мир политики представляет реальный вызов природоохранному биологу. Он требует более основательного включения, чем, если бы это было в случае с иными системами созданными человеком, поскольку на них всех воздействуют и сами они воздействуют на экосистемы, которые находятся в центре внимания природоохранной биологии. Каждая в отдельности экосистема или система, созданная человеком чрезвычайно сложны; любая попытка соединить эти две системы в одну пугает. Если мы признаем пределы нашего знания, и, как результат, пределы нашей способности “управлять планетой”, если нам станем более приспособленными к неопределености и будем готовы оценивать наши действия, чтобы избежать вреда настолько, насколько мы сможем, то в таком случае надежда для всех нас все еще остается.
Если природоохранная биология должна преуспевать в своей основной миссии охраны биоразнообразия, ее понятия и модели должны быть преобразованы в рациональные политические стратегии, отражающие наше знание о влиянии человека на мир природы. Это преобразование является делом социальных иститутов и формирования политики. Принципы скромности, предосторожности и обратимости должны направлять формирование политики по отношению к окружающей среде. Это потребует новых способов определения проблем, равно как и изменений в тех способах, которыми ведутся дела многими социальными институтами. Тот факт, что реальная ситуация (status quo) не имеет ориентации на улучшение окружающей среды для человека и большинства других видов на планете, является серьезным аргументом в пользу перемен.
Многие социальые институты имеют прямое отношение к нашим радикальным успехам или неудачам в сохранении биоразнообразия. Это — образовательные учреждения, правительства на всех уровнях, неправительственные организации (NGO), деловые круги, потребители, правовые институты, религиозные институты, и средства массовой информации. Все могут разными путями содействовать разумному развитию природоохранной деятельности или могут препятствовать этому прогрессу ко всеобщему вреду. Процесс формирования политики преподносит многочисленные вызовы природоохранной биологии. В их число входит определение адекватных и полезных экологических исследовательских программ, использование широкой информационной базы для определения экологических проблем и повестки дня для исследований, понимание политического процесса, а также развитие проблемно-ориентированной науки, чтобы лучше обеспечить доступ к политике. Мир политики и социальных институтов может бытьбеспорядочным, но важно, чтобы природоохранные биологи были его участниками. Если они этого не делают, решения, которые в наибольшей степени влияют на охрану природы, будут приняты теми, кто, возможно в менее всего компетентен в этом. Производство природоохранных знаний будет действительно полезным, если только они преобразуются в политические действия. Это кажется очевидным, но как уже было замечено, для понимания неясности нужно немного времени, для очевидности — больше.
1. Как вы полагаете, как ваша подготовка в природоохранной биологии — включая этот текст — могла бы быть лучше организована, чтобы увеличить ваши возможности в содействии общественной политике сейчас и в будущем?
2. Кто определяет приоритеты, устанавливает повестку дня и выделяет проблемы для исследований? Каковы, например, источники финансирования исследований в вашем университете, и как они могли бы влиять на основные характеристики проводимых исследований?
3. Как научные исследования и научное знание влияют на политику?
4. Какие альтернативные структуры могли бы обеспечить более твердую базу науки, ориентированной на общественную политику?
5. Как в политическом процессе можно уравновесить потребность в объективной науке и потребность в субъективном суждении?
6. Кто при определении большинства важных тем научных исследований для политики, выступает от имени природы? Кто я такие суррогатные заинтересованные лица? Кто говорит от имени будущих поколений? Кто представляет их интересы?
7. Как заинтересованные лица становятся частью процесса определения исследовательских потребностей и использования результатов исследований? Как достичь лучшего равновесия между исследовательскими потребностями, как их понимают сами исследователи и как их понимает общественность?
8. Какие изменения в политике, практике и социальных институтах необходимы, чтобы сохранить биоразнообразие и поддерживать человечество? Могут ли они в достаточной степени изменить настоящее положение дел? Возможны ли реформы? Возможно ли преобразование? В каких социальных институтах и системах имеется потребность?
9. Каково ваше видение устойчивого будущего, которое сохранит экологическую чистоту наряду с расширением экономической безопасности и демократии?
10. Что вы расцениваете как наиболее серьезные вызовы сохранению биологических ресурсов в последующие пять или десять лет? Что могут, должны и будут делать с ними природоохранные биологи?
Benedict, R. 1991. Ozone Diplomacy: New Directions in Safeguarding the Planet. Harvard University Press, Cambridge, MA.
Озоновая дипломатия: новые направления в охране планеты.
Автор, глава американской стороны в Монреальском протоколе по веществам, которые разрушают озоновый слой, сочетает науку, политические учения, экономику и дипломатию в описании того, как было принято соглашение.
Futowicz, S.O. and J.R. Ravetz. 1990. Uncertainty and Quality in Science for Policy. Kluwer, Dordecht, Netherlands.
Неопределенность и качество в науке, ориентированной на политику.
В ответ на потребность в методе выражения суждений о неопределенности и количестве в науке, ориентированной на политику, авторы представляют систему записи, удобную, ясную и богатую оттенками.
Funtowicz, S. O. and J. R. Ravetz 1991.A new scientific methodology for global environmental issues.
Новая научная методология глобальных экологических проблем. В кн. R. Constanza et al. (eds.), Ecological Economics: The Science and Management of Sustainability, pp. 137-152. Columbia University Press, New York.
Неопределенность традиционных научных методов используемых при обращении к экологическим проблемам, требует новых методологий. Авторы противопоставляют прикладную науку, профессиональное консультирование и новую, постнормальную науку.
Crumbine, R.E. (ed.)/ 1994/ Environmental Policy and Biodivercity. Island Press, Washington D.C. Сборник статей и интервью с учеными о науке и политическом процессе, акцентирующий внимание на силе и ограниченности науки в политике. Реалистичная и честная оценка науки и политики в наши дни.
Ludwig, D., R.Hilborn, and C. Winters. 1993. Uncertainty, resource exploitation, and conservation: Lessons from history. Science 260:17, 36.
Неопределенность, разработка ресурсов и сохранение: уроки истории.
В заголовке выделены все основные моменты этой критики положения дел в разработке ресурсо; человечество периодически осуществляеит чрезмерную эксплуатацию ресурсов, несмотря на все попытки противостоять этому.
National Research Council, Commission on Life Sciences, Committee on Environmental Research. 1993. Research to Protect, Restore, and Manage the Environment. National Academy Press, Washington, D.C.
Исследование того, как охранять, восстановливать и управлять окружающей средой.
Обзор федеральной поддержки исследований окружающей среды, и предложение по реорганизации исследовательских усилий с тем, чтобы сделать их более эффективными в политике поддержки исследованицй. Обзор стремится фокусироваться больше на том, что должны предлагать ученые, а не на требованиях политического процесса; он недостаточно критичен в отношении того, что не работает.
Power, T.M. 1996. Lost Landscapes and Failed Economies: The Search for a Value of Place. Island Press, Washington, D.C.
Потерянные ландшафты и несостоятельная экономика: Поиски ценности места.
Утверждает, что качество природного ландшафта является неотъемлемой частью постоянной экономической базы сообщества и не должно быть принесено в жертву недальновидным попыткам поддержать уровень занятости на тех промышленных предприятиях, которые, в конечном счете, не устойчивы, особенно на предприятих добывающей промышленности.
Rubin, E. S., L. B. Lave and M. G. Morgan. 1992. Keeping Climate Research Relevant. Issues in Sciences and Technology VIII, no. 2.
Сохранить необходимость исследования климата.
Серьезная критика федеральной поддержки исследования кислотных дождей и ее несостоятельность в обеспечении своевременой, политически релевантной информацей.
Tenner, E. 1996. Why Things Bite Back: Technology and the Revenge of Unintended Consequences. Alfred Knopf, New York.
Почему вещи кусаются в ответ: Технология и месть непредполагаемых последствий.
Что-то действительно неладно с технологиями, предназначенными сделать нашу жизнь лучше. Теннер приводит много примеров, демонстрирующих изнанку применения технологий.
Дэвид Орр, Оберлин колледж
(David Orr, Oberlin College)
Размышляя над состоянием образования в его время, Х.Л. Менкен пришел к выводу, что для значительного его улучшения требуется только одно – учебные заведения сжечь, а профессуру повесить. К лучшему или худшему, но это предложение было тогда совершенно проигнорировано. Однако будь оно выдвинуто в наши дни, возможно для него нашлась бы более отзывчивая аудитория, готовая потратиться на бензин и веревки. Американцы, будучи мало чем еще объединены, по-видимому, единодушны в своей вере в то, что их образовательная система – от детского сада до докторской степени – слишком дорога, громоздка и неэффективна. Тем не менее, они разделены в том, как приступить к проведению реформ. На одной стороне дискуссии находятся те, кто считает, что все беды зависят, главным образом, от недостаточного финансирования лабораторий, библиотек, закупки оборудования, заработной платы, а также нехватки новых помещений — это взгляд, которого наиболее рьяно, что неудивительно, придерживаются профессионалы от образования. На другой стороне находятся те, кто, как Бенно Шмидт, бывший президент Йельского университета, предлагают превратить образование в бизнес.
Обе стороны этой дискуссии, тем не менее, согласны в том, что касается базовых целей и задач образовательных учреждений, которые должны, во-первых, поставлять нашей стране рабочую силу “мирового уровня”, чтобы более эффективно конкурировать в глобальной экономике и, во-вторых, обеспечить каждого индивида средствами максимальной вертикальной мобильности для профессионального роста. Именно в этих задачах образования, как высшего, так и более низких ступеней, его гарантия и основа.
Существуют, однако, более веские причины для переосмысления образования, относящиеся к проблемам человеческого выживания, которые будут доминировать в мире 21 столетия. Тем, кто сейчас получает образование, придется делать то, что мы, современное поколение, неспособны или не желаем делать: стабилизировать мировое население, растущее со скоростью, превышающей четверть миллиона человек в день, сократить выделение парниковых газов, которые угрожают изменить климат (возможно, катастрофически), защитить биологическое разнообразие, уменьшающееся сейчас, возможно, на 100-200 видов в день, остановить уничтожение дождевых лесов (как тропических, так и в умеренных зонах), потери которых составляют 300 кв. км и более каждый день, и сохранить почвы, уничтожающиеся эрозией со скоростью 65 миллионов тонн ежедневно. Они должны научиться тому, как эффективно использовать энергию и материалы. Они должны научиться использовать солнечную энергию. Они должны перестроить хозяйство так, чтобы исключить отходы и загрязнение. Они должны научиться долгосрочному сохранению ресурсов. Они должны начать большую работу по исправлению, насколько это возможно, того ущерба, который был причинен земле в последние 200 лет индустриализациии. Наконец, они должны сделать все это, одновременно уменьшая бедность и вопиющее социальное неравенство. Ни одно поколение еще не стояло перед более обескураживающей задачей.
Мы, однако, все еще обучаем молодых, большей частью так, как если бы не было никакого планетарного бедствия. Общепринято считать, что проблемы окружающей среды будут решены с помощью той или иной технологии. Более совершенная технология, конечно, поможет, но данный кризис не является в своей основе кризисом технологии. Скорее, это кризис ума и, таким образом, кризис в умах, которые разрабатывают и используют технологию. Это прежде всего кризис мышления, восприятия, воображения, интеллектуальных приоритетов и лояльности. Это, в конечном счете, кризис образования, которое призвано формировать и совершенствовать способность ума мыслить ясно, уметь представлять, что может иметь место, а что нет, и действовать уверенно. Разрешение великих вызовов следующего столетия потребует от нас пересмотреть сущность, процесс и цели образования на всех уровнях и делать это, по словам йельского историка Ярослава Пеликана (1992), с “интенсивностью и изобретательностью, равными тем, которые продемонстрировали предыдущие поколения, подчинявшиеся императиву обретения господства над планетой”.
Институт свободных искусств играе решающую роль в перестройке образования. Мы не можем знать с определенностью, какие специальные умения понадобятся молодым в наступающие десятилетия, но мы знаем с большой определенностью, что им понадобится быть свободно образованными в самом полном смысле этого слова для того, чтобы делать работу по проектированию жилищ, учреждений, сообществ, корпораций и экономики, которые (1) не выделяют газы - теплоуловители, (2) работают с возобновляемой энергией, (3) сохраняют биологическое разнообразие, (4) эффективно используют материалы и воду, и (5) перерабатывают материалы и органические отходы.
Старая программа была сформирована с ориентацией на главную цель – расширения господства человека над планетой до максимально возможной степени. Новая программа будет организована в опоре на развитие аналитических способностей, экологическую мудрость и практические средства, необходимые для создания вещей, приспособленных к миру микробов, растений, животных и энтропии: то, что может быть названо “искусствами экологического проектирования”. Экологическое проектирование требует определенной способности понимания структур (pattern) связей, что означает выход за рамки, которые мы называем дисциплинами, чтобы увидеть вещи в более широком контексте. Экологическое проектирование является тщательным сопоставлением целей человека с более масштабными образованиями (pattern) и изобилием природного мира, и тщательным изучением этих образований и этого изобилия для того, чтобы информационно обогатить цели человека.
Компетенция в экологическом проектировании означает включение понимания того, как природа входит в наш образ мысли, действий и жизни (Вэнн 1990, 1996). Проектирование приложимо к созданию практически всего, что прямо или косвенно требует энергии и материалов или того, что регулирует их использование. Когда дома, фермы, соседи, сообщества, города, транспортные системы, технологии, энергетическая политика и экономика в целом хорошо спроектированы, они находятся в гармонии с экологическими образованиями (patterns), в которые они встроены. Плохо спроектированные, они подрывают эти более крупные образования, приводя к загрязнению более высоким затратам, социальному стрессу и экологическому опустошению. Плохое проектирование – не просто инженерная проблема, хотя более совершенное инженерное искусство, как правило, помогает. Ее корни гораздо глубже.
Хорошие проекты повсюду имеют определенные общие характеристики, среди которых правильный масштаб, простота, эффективное использование ресурсов, хорошее соответствие между средствами и результатами, прочность, избыточность, гибкость. Они часто учитывают особенности места и, по словам Джона Тодда дают “изящные решения, подсказанные уникальностью места”. Хороший проект одновременно решает более чем одну проблему и способствует (1) компетенции людей, взамен привыканию или зависимости, (2) эффективному и бережливому использованию ресурсов, (3) здоровой региональной экономике и (4) социальной гибкости. Когда хорошее поектирование становится частью социальной структуры на всех уровнях, умножаются непредсказанные положительные краевые эффекты. Когда людям не удается экологически компетентно проектировать, множатся нежелательные негативные краевые эффекты и катастрофы.
Имея повсюду свидетельства загрязнения, насилия, социального упадка, окруженные отходами, мы, проектируем вещи плохо. Почему? Существуют, я считаю, три основые причины. Первая состоит в том, что, в то время, когда энергия и земля были дешевы и мир относительно пуст, нам просто не нужно было овладевать дисциплиной хорошего проектирования. Мы развивали экстенсивные, а не интенсивные экономики. Соответственно города расползались во все стороны, отходы сбрасывались в реки и землю, дома и автомобили становились более крупными, но менее эффективными, и целые леса были превращены в пустоши. Между тем “знание-как”, необходимое разнообразной, бережливой, интенсивной экономике, деградировало, а такие слова, как “удобство”, стали синонимичны привычке расточительства.
Во-вторых, интеллектуализм проектирования терпит крах, когда приходят алчный, узкий эгоистичный интерес и индивидуализм. Хорошее проектирование — процесс, происходящий в сообществе, для которого необходимы люди, понимающие и ценящие те позитивные обстоятельятва, которые собрали и держат их вместе. Старый Ордер Амиш, например, отказывался покупать комбайны, не потому, что комбайны не сделали бы крестьянский труд более легким или более прибыльным, но потому, что они подорвали бы сообщество, лишая людей возможности помогать своим соседям. Это именно тот, мудрый-на-фунт и глупый-на-пенни, образ мысли, каким следует быть интеллектуальному проектированию. Американские города, напротив, с их чрезмерностями бедности и богатства являются результатами деятельности тех людей, которые считают, что они имеют мало общего друг с другом. Жадность, подозрительность и страх одинаково подрывают и хорошее сообщество и хорошее проектирование.
В-третьих, плохое проектирование происходит из плохо оснащенных мозгов. Хорошее проектирование может быть осуществлено лишь людьми, которые понимают, что такое гармония, крупные образования (patterns) и системы. Индустриальный ум, напротив, наиболее очевидно проявляется, когда имеет дело с малыми фрагментами вещей, а не с их полнотой или их всеобщей гармонией. Хорошее проектирование требует широты взгляда, которая заставляет людей задаваться вопросом о том, как производимые человеком предметы и его цели встроены в конкретную культуру и пространство. Оно требует также экологического мышления, под которым я подразумеваю близкое знакомство с тем, как функционирует природа в данном месте.
Современный пример экологического проектирования можно найти в “живых машинах” Джона Тодда, которые являются тщательно оркестрованными ансамблями растений, водных животных, технологии, солнечной энергиии и высокотехнологичных материалов. Они очищают сточные воды, но без затрат энергии и опасности химических технологий, принятых для очищения стоков. По словам Тодда:
Люди, привыкшие видеть движущиеся механические части, воспринимать шум или выхлоп двигателя внутреннего сгорания или немую геометрию электронных устройств, часто с трудом представляют живые машины. Сложные формы жизни, обитающие внутри странных светоприемных структур, одновременно знакомы и экзотичны. Это – и сад, и машина. Они живые, но ограничены и содержатся в сосудах, созданных из новейщих материалов. .. Живые машины сближают людей и природу радикальным и преобразующим способом (Todd, 1991).
Живые машины Тодда похожи на парники, наполненные растениями и водными животными. Сточные воды поступают в один конец, очищенные воды выходят из другого. В пространстве между ними, работа по уничтожению тяжелых металлов в тканях растений, разложению ядовитых веществ и удалению питательных делается ансамблем организмов, управляемых солнечным светом.
Экологическое проектирование приложимо также к проектированию публичной политики. Государственные планирование и предписания требуют обширной и часто неэффективной или непродуктивной бюрократии. Проектирование, напротив, подразумевает
... попытку продуцировать результат, устанавливая при этом критерии для управления операциями процесса с тем, чтобы желаемый результат получался более или менее автоматически, без дальнейшего вмешательства человека (Ophyls 1977).
Другими словами, хорошо спроектированные политика и законы достигают больших результатов, таких как правильно установленные цены, налоги и стандарты справедливости, в то же время сохраняя для людей и социальных институтов высокую степень свободы реагировать различными способами. Проектирование фокусируется на структуре проблем, а не на факторах. Например, Закон о чистом воздухе от 1970 г. (Clean Air Act 1970) требовал от производителей автомашин устанавливать каталитические преобразователи для удаления загрязнителей воздуха. Несколько десятилетий спустя, выхлопы, приходящиеся на одно транспортное средство существенно сократились, но поскольку число автомобилей на дорогах увеличилось, качество возудха практически осталось тем же. Проективный подход к транспорту заставил бы нас больше думать над созданием такого доступа к жилищам, школам, местам работы и отдыха, который исключил бы необходимость передвижения громадного количества людей и материалов на большие расстояния. Проективный подход заставил бы нас сократить зависимость от автомобилей с помощью строительства улучшенных общественных транзитных систем, восстановления железных дорог и создания велосипедных дорожек и пешеходных тротуаров.
С чем приходится иметь дело экологическому проектированию в образовательных институтах? Прежде всего нужно спросить, как эти институты работают в рамках более широких образований и богатства природы, от которых они зависят, потребляя энергию, материалы, воду, еду и в которые они сбрасывают свои отходы. Какое влияние оказывают институциональные приобретения и действия на разнообразие жизни на Земле? Проводят ли эти институты четкую политику реализации энергетической эффективности на высоком уровне? Используют ли нетоксичные материалы в строительстве новых зданий и реконструкциях? Перерабатывают ли они органические отходы и материалы? Покупают ли они переработанную бумагу и материалы? Начали ли они постепенно избавляться от токсичных веществ при создании ландшафтов и их поддержании? Используют ли они свои институциональные закупочные мощности для поддержки местной и региональной экономики? Начали ли они делать пожертвования в дело сохранения биологического разнообразия и двигать мир в направлении большей устойчивости? Короче, действуют ли те же самые институты, которые намереваются сделать молодых людей ответственными взрослыми, ответственно и отдавая себе отчет в своих действиях, когда принимают решения, формирующие мир, который унаследуют молодые?
Это трудные и сложные вопросы. Но многие колледжи и университеты делают значительный прогресс в перепроектировании институциональной деятельности, чтобы сократить воздействие на окружающую среду, сохраняя при этом денежные средства. Государственный Университет Нью-Йорка — Буффало сэкономил 3 миллиона долларов в 1991, выполняя системную программу энергетической эффективности. Они также значительно сократили вклад Университета в глобальное потепление и кислотные дожди. По тем же соображениям другие институты осуществляют системную энергетическую политику. Гендрикс Коллеж в г. Конвей, штат Арканзас закупает как можно больше продовольствия на местных фермах, сокращая тем самым транспортные расходы, улучшая качество обедов, помогая местным фермерам и сокращая воздействие своей службы общественного питания на окружающую среду. Дюжина колледжей и университетов реализуют полномасштабные программы по переработке отходов. Университет Канзаса организовал Управление экологического омбудсмана (Environmental Ombudsman office), чтобы проводить экономически эффективные реформы во всем институте. В масштабах страны такие организации как Student Enviromental Action Coalition в Чапель Хилл и Национальная Федерация по Диким Животным помогают организовать приобщение информированных студентов к проблемам экологии кампуса (Eagan and Orr 1992).
Такое пере-проектирование богатства институциональных ресурсов — явный знак ответствености института перед будущим. Проведенное с умом и настойчивостью, оно может сохранить деньги, кроме того, оно представляет значительную образовательную возможность. На взгляд студента глобальные проблемы кажутся абстрактными, далекими и большей частью неразрешимыми. Они вызывают апатию, или, что хуже, жеалание стать в позу, лицемерие. Проблемы же ресурсных богатств кампуса, напротив, очевидны, непосредственны и в разумных пределах вполне разрешимы. Участие в проектах, которые направлены на то, чтобы улучшить равновесие между кампусом и окружающей средой посредством увеличения энергетической эффективности, замкнутых перерабатывающих циклов, использования переработанных материалов, поддержания местных хозяйств, и проектирования зданий с малым воздействием на окружающую среду, обеспечивает студентов возможностью приобретать аналитические и практические умения в экологическом проектировании. Такие проекты обеспечивают также возможностью изучать как работают институты и как, иногда, они не работают в реальности.
Этот акцент на экологическом проектировании требует широкого приобщения иститутов к экологической грамотности, которая нарушает дисциплинарные границы. Чарлз Кнэпп, президент Университета Джорджии, в 1991 г. издал указ о том, что университет не будет больше выпускать экологически неграмотных студентов и приступит к разработке курсов на разных факультетах, которые будут соответствовать этой задаче. Университет Тафтс учредил Институт Экологической грамотности, летнюю программу, которая привлекает преподавателей всех факультетов. Этот институт предлагает обучение и информацию по проблемам окружающей среды и позволяет преподавателям пересматривать курсы с тем, чтобы включить окружающую среду как предмет и разрабатывать новые курсы. Есть все основания расширить целевую группу экологической грамотности, охватив сотрудников администрации, штат, а также попечителей (trustees).
Компетентность в искусстве экологического проектирования в итоге требует расширения учебных программ включением в них новых областей знания, таких как природоохранная биология, экологическая этика, солярное проектирование, ландшафтная архитектура, устойчивое земледелие, устойчивое лесоведение, энергетика, промышленная экология, экологическая экономика и анализ наименьших затрат и полезности результатов. Программа по экологическому проектированию связала бы эти и сходные элементы с задачей сделать студентов более изобретательными по отношению к системам и тому, как встраивать в экологический контекст специфические объекты и процессы.
Обучение искусству экологического проектирования направлено на то, чтобы развивать навыки мышления, аналитические способности и практические умения, необходимые для решения проблем, непреодолимых в том контексте, который выводит их на первое место. Его включение, как неотъемлемая часть образования всех уровней является признанием того, что экологический кризис разрешим на условиях природы, а не наших.
Сьюзан К. Якобсон Университет Флориды
Решения подобных проблем охраны природы и управления ресурсами найдены в образовательных программах по охране природы.
Просвещение является важным средством такого управления, которое признает, что человек является средоточием всех природоохранных усилиий. Действительно, хотя цели природоохраны могут быть сфокусированы на биологических проблемах, эффективные охранные стратегии должны включать коммуникационные и образовательные программы, предназначенные для того, чтобы влиять на сознание людей, их позицию и поведение по отношению к природным ресурсам и землепользованию.
Цели природоохранного просвещения многочисленны и содержат
Большая часть образовательных природоохранных программ нацелена на то, чтобы оказывать влияние на устоявшиеся поведенческие модели – задача чрезвычайной сложности. Среди профессионалов в образовании бушуют дискуссии о взаимосвязи между природоохранным знанием людей, их позициями и соответствующим поведением, и о том, как наилучшим образом охватить эти сферы с помощью природоохранного образования. Повышенная осведомленность в природоохранных проблемах редко гарантирует осмысленное изменение поведения в пользу охраны природы. Деятели природоохранного просвещения первоначально полагали, что процесс обучения неотъемлем от природоохранного действия и движется от невежества к осознанию, оцениванию, пониманию, интересу и конечному действию (напр. Henderson 1984). Однако другие исследователи обнаружили, что на ответственное природоохранное поведение влияют многие факторы.
Одна из распространенных моделей включает в себя знания индивидом экологических проблем, стратегии его деятельности, умение действовать и некоторые личностные факторы. Среди этих факторов — степень ответственности и обязательств по отношению к окружающей среде, ощущаемых человеком и осознание собственной способности вызывать изменения (Hines et al. 1986/1987). Эти переменные побуждают людей действовать в соответствии с этикой служения. Таким образом, природоохранные образовательные программы должны воздействовать не только на знания аудитории об окружающей среде, но также на иные убеждения и модели поведения, чтобы обеспечить экологически ответственные действия в будущем.
Системное планирование позволяет деятелям природоохранного образования учитывать в программе как познавательные, так и эмоциональные и поведенческие сферы. Оценка потребностей всех заинтересованных лиц, вовлеченных в природоохранные проблемы, поможет определить адекватное вмешательство просвещения, а также распознавать и включать в этот процесс целевую аудиторию (Jacobson 1995). Как только очерчены конкретные цели и задачи образовательных программ, для каждой аудитории могут быть рассмотрены альтернативные методы и подходы. В примерах, приведенных ниже, подчеркивается обильность методов, успешно интегрированных в природоохранные программы для достижения конкретных результатов. Эти проекты демонстрируют необходимость в базовой информации для того, чтобы после выполнения программ сравнивать ее с уже накопленными данными. Такая информация даст нам конкретные свидетельства изменений в знаниях участников, их позициях или поведении и, в конечном счете, в дикой природе или ландшафте. Эта форма оценки программ полезна не только для обеспечения ответственности за успех программы, но также для обнаружения тех программных областей, которые требуется модифицировать.
Составляющие природоохранной образовательной программы, которая полностью остановила падение численности морских птиц, таких как Razorbills (Alca torda), обычные Murres (Uria aalge) и атлантические буревестники Puffins (Fratercula arctica) вдоль северного побережья залива св. Лаврентия в Канаде, включали следующие виды деятельности: местные молодежные программы по экологии морских птиц и законам о дикой природе, действующими на островах — поселениях птиц; местные студенты инструкторы с экологической подготовкой; клубы по охране природы; материалы к школьному курсу по морским птицам и театральные постановки; орнитологическая и педагогическая подготовка для 50 местных добровольцев и персонала; плакаты с морскими птицами, календари и другие издания; радио-, кино-, телевизионные постановки о морских птицах; и исследовательские маршруты для руководителей национальных и региональных природоохранных групп.
Фонд Квебек-Лабрадор в сотрудничестве с Канадской службой дикой природы разработал природоохранную образовательную программу как часть плана по работе с морскими птицами (Blanchard 1995). Образовательная программа завершилась уменьшением хищнического отношения человека к морским птицам и их яйцам, а также позитивными сдвигами в природоохранных знаниях и в поведении местных жителей. Первые беседы с местными жителями тех поселений, где падение численности птиц было особенно резким, обнаружили недостаток публичных знаний о постановлениях, касающихся дикой природы и частые случаи нелегальной охоты. Через десять лет после выполнения образовательной программы был зафиксирован значительный рост численности в популяциях морских птиц. Сопутствующее повторное исследование членов местного сообщества обнаружило улучшение отношения местных жителей к морским птицам и снижение осознанной потребности их истреблять.
Эта программа демонстрирует многие аспекты успешного природоохранного просвещения. Все виды реализации программы предусматривали участие слушателей. Использовались экспериментальный и междисциплинарный подходы, от практического мониторинга морских птиц до местных театральных постановок, в которых главными действующими лицами были дети, изображавшие буревестников. Для проверки и оценивания успешности программы была разрботана единая система — в данном случае посредством переписи биологических ресурсов и исследования “до и после” — знаний, сформированных позиций и поведения целевых групп.
Представление об уровне публичных знаний и позициях обязательно для эффективного управления ресурсами и для первого шага в разработке образовательной программы. Пример инициативы земельного управления Министерства Обороны демонстрирует важность оценки ключевой аудитории и ее вовлечения в этот процесс. Сотрудники National Resource Division на военно-воздушной базе в Иглине во Florida Panhandle осознали необходимость общественной поддержки, как только в начале 1990-х прняли план управления экосистемами. Этот новый план предусматривал увеличение предписанных пожаров на 463 000 акрах лесистой территории базы. Пожары, охватывающие до 50 000 акров в год, были необходимы для того, чтобы восстановить лес из длинноиглой сосны, который когда-то являлся наибольшей по площади экосистемой на Юго-востоке, но сократился до 2% своего прежнего размера.
Однако обследование населения в окрестных округах показало, что только 12% жителей понимают, что пожар является естественным и благоприятным процессом для экосистемы длинноиглой сосны (Jacobson fnd Marynowski 1997). Вообразите негодование общественности, если бы без какого-либо объявления их привычную жизнь нарушили бы большие пожары и сопутствующий им дым. К счастью управляющие ресурсами Иглина включили в свои планы управления программу всестороннего публичного просвещения. Инструменты просвещения — средства массовой информации, публикации и публичные акции — значительно повысили понимание населением пользы пожаров. Следует обеспечивать последовательность и повторение природоохранной информации, чтобы увеличить знания общественности и поддержку правильного лесного хозяйствования в Иглине по мере полного выполнения экосистемного плана.
Подобные холистические подходы к природоохранному просвещению менее привычны в рамках формальной школьной системы. Однако, поскольку большей частью отношение к окружающей среде формируется в детстве, школьники являются основной целевой группой для прподавателей экологии. Природоохранное просвещение в школах различных стран отличается по содержанию, охвату информации, и дисциплинарной базе и часто упускается из виду или игнорируется в сравнении с традиционными предметами. Внепрограммные материалы и инновационные программные дополнения часто являются для студентов основным источником природоохранных знаний и формирования навыков.
Вызов преподавателям экологии, работающим в таких школах, побуждает их постоянно искать стратегии обучения, которые могут позволить студентам не только изучить местные и глобальные природоохранные проблемы, но также научиться тому, как действовать в ответ на проблемы окружающей среды. Природоохранное просвещение нельзя ограничивать рамками классной комнаты; чтобы быть эффективным, оно скорее должно работать в контексте той окружающей среды, которую пытается сохранить. The Global Rivers Environnental Education Network (GREEN) являет собой пример идеального подхода — практика, соучастие, междисциплинарность — к вовлечению детей в сложность решения проблем окружающей среды. Программа GREEN, разработанная Университетом штата Мичиган (Stapp et al. 1995) — программа контроля качества воды, которая принята в более, чем 60 странах.
GREEN началась с инициативы группы студентов-биологов в Мичигане на берегу реки Гурон в 1984 г. Студентов встревожило качество воды, когда несколько виндсерфингистов, включая и студента высшей школы Гурона, заразились гепатитом А после падения со своих досок в реку. Озабоченность студентов и последующее тестирование качества загрязненной воды преподавателем, побудили группу студентов Университета в Мичигане разработать программу контроля качества воды для учащихся средней школы. Эта программа содержала учебные материалы, такие как карты местного водоема, руководство по стандартам выполнения девяти тестов на качество воды, материал по проверке воды на наличие макро-беспозвоночных, пластинки для проб, и набор инструментов для тестирования качества воды.
В реке Гурон студенты обнаружили большое количество фекальных колиформ — около 2000 колоний на 100 миллилитров воды (это число не должно превышать 200, если в воде купаются или занимаются виндсерфингом). Действия студентов закончились тем, что был обнаружен источник загрязнения – неисправный подводный трубопровод, и привели к тому, что проблема была устранена городскими властями. Энтузиазм, который вызвала данная программа у этой первой школы, перерос в расширение GREEN до национального и планетарного масштаба. Сейчас международные коммуникационные сети позволяют студентам проводить совместные опыты по качеству и биоразнообразию водоемов, поверх географических и культурных границ. Международные семинары, проводимые в 18 странах, дают возможность представителям образования обмениваться идеями о том, насколько те или иные программы по водоемам подходят к различным географическим зонам, расположенным в разных уголках земного шара. Для стран с доступом к компьютерам, был проведен ряд международных компьютерных конференций GREEN, обеспечивших интерактивную компьютерную сеть международной базой данных качества воды и явившихся источником обмена идей по сохранению и восстановлению рек. Эта сеть сейчас насчитывает более 3000 участников из 80 стран.
Несмотря на подобные успехи, природоохранное просвещение в мире все еще испытывает нехватку средств, ресурсов и поддержки. Широко распространенных методов общения с взрослой и молодежной аудиторией все еще недостаточно, а в большинсве стран природоохранное образование пока не институционализировано в рамках формальной образовательной системы. Обследование подростков в Англии, Австралии, Соединенных Штатах и Израиле показали, что средства массовой информации — радио, телевидение и пресса — являются для студентов основными источниками информации по проблемам окружающей среды (Blum 1987). Тем не менее, представители природоохранного просвещения полагаются, как правило, на публикации и дополнения к учебным программам (Archie et al. 1993), биологи же редко обращаются к средствам массовой информации или к общественности.
Природоохранное просвещение требуется на многих уровнях и в различных формах. Новые подходы преподавателей охраны природы, включающие обращение к средствам массовой информации и инновационные рекламные методы, усилили бы осознание широкой публикой необходимости природоохранных мер. Одновременно с этим, большее число широко распространенных программ, включающих совместное участие и эмпирические методы в качестве основных видов деятельности в рамках проекта, содействовали бы охранительному отношению и поведению. Имея в виду эти цели, планирование природоохранного просвещения должно составить единое целое с природоохранными стратегиями. Только от ценностей, установленных людьми и соответствующих им мотиваций и действий, зависит, сохраним ли мы на земле дикие виды и экосистемы, поддерживающие всех нас.
Эрика Шерман и С. Рональд Кэррол, Erika Sherman and C. Ronald Carrol, University of Georgia
Продолжается высоко поляризованная дискуссия по поводу спасения северной пятнистой неясыти в реликтовых еловых лесах Дугласа на тихоокеанском северо-западе. Эта дискуссия стала одной из наиболее конфликтных и мучительных в истории экологиии США. Рабочие говорят, что экологи пытаются лишить их средств к существованию. Защитники экологии утверждают, что лесозаготовительная промышленность уже разрушила большую часть леса и сама поставила рабочих в трудное положение. В длящейся патовой ситуации политики швыряют аргументы за и против, государственные службы подвергают сомнению правильность политики друг друга, а суды взвешивают различные точки зрения. Хотя ученые-исследователи из государственных служб, ответственные за охрану неясыти и лесное хозяйство, так же как и университетские иссследователи должны всемерно способствовать разрешению этого конфликта, их взгляды редко бывают представлены при освещении событий средствами информации.
Еще до того, как началась дискуссия, работы в лесозаготовительной промышленности Северо-запада начали сворачиваться. Согласно Обзорным справочникам занятости (Occupational Outlook Handbooks) Министерства труда США ( U.S. Department of Labor) этот упадок начался еще в середине 1970-х годов. В то же время министерство труда планировало, что рабочая занятость на лесозаготовках и лесопильных заводах в целом уменьшится в течение 1980-х, вследствие механизации и модернизации лесозаготовок и обрабатывающих процессов. Это уменьшение планировалось, несмотря на ожидаемое увеличение спроса на древесину. Однако из-за экономического спада, спрос не увеличился в той степени, как предсказывалось, поэтому уменьшение рабочих мест оказалось более значительным, чем ожидалось. К тому же в упадке работ в лесозаготовительной промышленности Северо-запада сыграли роль другие факторы, такие как увеличение экспорта и продвижение части промышленности на юг. Внимание служб новостей средств информации к бедственому положению пятнистой неясыти имело место именно в этом контексте.
Проблемы, сопутствующие охране неясыти, отражают трудности общественного выбора, который необходимо сделать для того, чтобы служить нашему природному наследию. Среди них — проблема того, как уравновесить экономические и экологические доводы при распоряжении нашими немногими оставшимися реликтовыми лесами и другими природными землями и водами; будущее лесозаготовительной промышленности и других индустрий, зависящих от природных ресурсов; и как распространить социальные обязательства на изменяющуюся промышленность и уволенных рабочих. Информационые средства освещают часть дискусси о пятнистой неясыти, сообщая о происходящих событиях. Хотя информационные средства новостей часто отрицают, что они являются, в первую очередь, публичным информационным форумом, похоже, что эти сюжеты новостей являются главным источником, из которого публика получает большую часть сведений о существующих проблемах. Неявный смысл такого положения дел в том, что знания, позиции и действия широкой публики (и даже политиков) о таких острых экологических проблемах в некоторой степени могут зависеть от типа информации, доступной через средства массовой информации.
В данном контексте имеет смысл проанализировать как средства информации освещали проблему пятнистая неясыть/старовозрастный лес. Намеревались ли средства информации описать обостренный, конфликтный характер проблем (например, неясыти vs. рабочие), или пытались вести хронику сложного контекста этой проблемы? Один из способов анализировать подход медиа — исследовать источники, используемые в сюжетах новостей и различные моменты контекста проблемы, которые освещались. Например, если наибольшее число обычных источников информации являют собой защитники окружающей среды и представители промышленности, то результирующая картина может быть более поляризована, чем если бы наибольшее число обычных источников было представлено учеными и экономистами, изучающими эти проблемы и разрабатывающими планы по управлению. В данном контексте нам бы хотелось знать только ли неясыти были упомянуты в качестве причины проблем лесозаготовительной промышленности, или кроме этого обсуждались и другие факторы.
Селекция источников информации непосредственно влияет на то, какая информация сообщается и подчеркивается. Кажется очевидным, что использование надежных научных источников может повлиять на тот способ, которым преподносятся научные сюжеты, и на то, как они воспринимаются публикой. Тем не менее, исследования показывают, что авторитетные научные источники очень мало используются средствами массовой информации, даже в сюжетах, которые имеют дело преимущественно с научными проблемами. Нередко те немногие независимые ученые, которые дают разъяснения, просто стремятся стать “известными учеными” (Нобелевскими лауреатами, авторами книг, и тому подобное) и не имеют прямого отношения к исследованиям (см. напр., Shered 1981).
Изучение освещения телевидением экологического кризиса (Nimmo and Combs 1985) показало следующее распределение используемых источников: государственные или корпоративные должностные лица: 54%; граждане - очевидцы: 28%; научные эксперты и представители заинтересованных групп в совокупности: 18%. Проведенное Гринбергом с коллегами (Greenberg et al. 1985) изучение источников телевизионных новостей об окружающей среде, обнаружило, что 35% выпускаемых сюжетов вообще не имеют никаких источников. К ученым, которые знакомы непосредственно с проблемами окружающей среды, обычно обращаются только в более длинных “расследовательских” сюжетах. Наиболее красноречивое открытие состояло в том, что источники, содержащие противоположные точки зрения, использовались в два раза чаще, чем можно ожидать при случайном выборе.
Акцент, который средства массовой информации делают на том, чтобы обеспечить нас контрастными точками зрения является наивным и иллюзорным соблюдением “баланса”. Доведенный до своей крайности, этот подход подает мнение диссидента-одиночки как равное с согласованной точкой зрения большого научного сообщества. Этим пренебрежением к науке средства новостей дезориентируют публику.
Мы искали газетные статьи, касающиеся северной пятнистой неясыти или старовозрастных лесов тихоокеанского северо-запада, используя индексы двух баз данных. Электронный индекс банка новостей (The Newsbank Electronic Index) использовался для получения статей из малых региональных газет со всей территории Соединенных Штатов. Эта база данных была ключевой в обеспечении статьями из более мелких газет на северо-западе, хотя статьи о пятнистой неясыти из любой газеты любого региона также включались в исследование. Было получено девяносто-восемь отдельных статей из 26 различных газет, за период с января 1990 г. до августа 1992 г. — время наибольшего интереса средств масовой информации к этой проблеме. База данных газетных резюме (Newspaper Abstracts data base), которая индексирует 29 главных газет США, была использована для обнаружения статей, посвященных национальным новостям о пятнистой неясыти, за период с апреля 1989 г. до сентября 1992 г. ; 198 статей были взяты из 11 газет. В обеих базах данных термины “пятнистая неясыть”, “реликтовые леса”, “северозападные леса и “старовозрастные леса” были использованы для нахождения статей. Передовые (редакционные) статьи и другие комментаторские статьи были исключены из рассмотрения, как статьи, повторяющиеся в идентичной форме в утренних и вечерних выпусках или в нескольких газетах с помощью телеграфной службы. Наш образец дает всестороннюю картину всех статей, обращающихся к теме пятнистой несыти/старовозрастных лесов, опубликованных в течение тех лет, когда эти сюжеты были наиболее частыми в средствах информации.
В 98 статьях из более мелких, региональных газет, было обнаружено следующее распределение источников информации: представители промышлености, 110; защитники окружающей среды, 67; политики, 67; официальные представители государственных служб (не исследовательских), 66; ученые-исследователи, 14; разнообразные источники, 11; академические экономисты, 4. (Каждая цифра представлят один источник, цитируемый в одной статье, при этом неважно сколько раз он был использован в этой статье. Некоторые источники использовались более, чем в одной статье, причем в рамках одной статьи одни источники использовались более основательно, чем другие. Но не было примеров, в которых источник подпадал бы одновременно под более, чем одну категорию.)
В 198 статьях из главных газет, распределение всех использованных источников было следующим: представители промышленности, 180; защитники окружающей среды, 150; политики, 94; официальные представители государственных служб (не исследовательских), 91; разнообразные источники, 20; ученые-исследователи, 17; академические экономисты, 2.
В рамках упомянутых выше проблем лесозаготовительной промышленности, было зафиксировано следующее распределение в региональных газетных статьях: только пятнистая неясыть, 58 статей; экспорт бревен, 9 статей; неправильное управление/ чрезмерная вырубка, 8 статей; слабый спрос/ экономический спад, 8 статей; авоматизация, 4 статьи; необходимость охраны окружающей среды, 4 статьи; старение производственного цикла, 1 статья; плохое восстановление леса, 1 статья.
Сходным оказалось распределение факторов в статьях из главных газет: только неясыть, 129 статей; экспорт древесины, 29 статей; автоматизация, 15 татей; плохое управление/ чрезмерная вырубка, 14 статей; слабый спрос/ экономический спад, 9 статей; старение производственного цикла, 9 статей; смещение промышленности на Юг, 4 статьи; канадский импорт, 2 статьи; промышленный контроль, 1 статья.
Статьи, содержащие информацию о дискуссии вокруг пятнистой неясыти, в качестве источников информации мало привлекали ученых, экономистой или экспертов. Возможно эти источники, если бы они были хорошо подобраны, могли бы сообщить больше информации и лучше донести значимость более широкого контекста в освещении проблемы и, уменьшив поляризацию, могли бы способствовать более обоснованному решению. Самое серьезное доверие в этих статьях было оказано представителям промышленности и защитникам окружающей среды, четко поляризованнным группам. Что касается тех факторов, которые способствовали бедственному положению северо-западной лесозаготовительной промышленности, то преобладающее значение было дано неясыти, с минимальным обсуждением других факторов в этом сложном контексте. По всей видимости общественность не располагала достаточной информацией, чтобы воспринимать этот конфликт как что-то большее, чем ожесточенная борьба между защитниками неясыти и рабочими лесозаготовок. Наши находки почти паралелльны тому, что обнаружили Глинн и Тим (Glynn fnd Tims 1982), которые провели контент-анализ 511 информационных статей по поводу конфликта вокруг улитки/дамбы на Теллико (snail darter/Tellico Dam) в 1970-х. По интенсивности дискуссии история с Актом об исчезающих видах (Endangered Species Act) сходна со случаем с неясытью.
Существует несколько причин, почему репортеры слабо пользуются услугами научных экспертов. Журналисты полагаются на представителей государственных служб, которые являются, скорее администраторами или “известными” влиятельными персонами, поскольку это люди, которые наиболее часто предлагают вниманию новости науки (Sheperd 1981).
Технические эксперты часто не сведущи в том, как сделать информацию повышенной сложности понятной (Salomone et al. 1990), а многие ученые не желают иметь дела с журналистами (Dunwoody 1986). Научные проблемы, не поддаются трактовке в привычном формате “кто-что-где-почему”стандартных информационных сюжетов. Многие журналисты, освещающие науку, не имеют научной подготовки (Fuiedman 1986). Жесткие сроки выпуска ежедневных газет не дают журналистам достаточно времениискать и находить многих экспертов (Friedman 1986). Редакторы и выпускающие новостей, считают техническую/научную информацию неинтересной и предоставляют ей мало пространства и времени (Salomone et al. 1990). В конце концов, научные источнки не имеют тенденцию соответствовать журналистской парадигме сохранения равновесия между разными “сторонами” проблемы (Greenberg et al. 1989).
Как можно улучшить освещение проблем окружающей среды? Одну такую попытку представляет Ресурсный центр средств информации Института ученых общественной информации (Media Resource Service of the Scientists’ Institute for Public Information), располагающий бесплатной телефонной системой (и другие резервы), которые журналисты могут использовать для быстрого нахождения подходящих научных экспертов, имеющих желание послужить источником информации для информационного сюжета. Другой развиваемый подход — это серия справочных экологических книжек для журналистов. В этих книжках объяснялись бы научные основы ключевых экологических проблем на национальном/международном и региональном уровнях. Они обеспечили бы также списками заслуживающих доверия и подходящих ученых, которые изъявляют желание взаимодействовать с журналистами (ученых, которых другие ученые считают экспертами).
Такие книжки частично могли бы разрабатываться с помощью семинаров, предназначенных для оздоровления коммуникации между журналистами и учеными. -экологами. Суть проблемы здесь в том, что мы должны находить более совершенные способы достижения согласия среди вех заинтересованных лиц с тем, чтобы экологические конфликты можно было сократить. Даже в наиболее благоприятных обстоятельствах такое согласие трудно достичь; поляризация подходов информационных средств делает ситуацию еще более трудной. Биологи охраны природы должны искать эффективные способы работы с прессой, понимать их уникальные возможности и посредством этого приближать науку к людям.
Доналд Е. Стоун, Исполнительный директор в отставке, и Гэри С. Хартшорн Исполнительный директор, Организация Тропических Исследований
Слайды, видео, и ангажированные профессора могут считать природоохранную биологию очень волнующей. Однако ничто не заменит реальной природоохранной биологии, когда дело касается изучения динамики между людьми и природой, и более конкретно, получения конкретных знаний о том, почему такая динамика имеет место. Именно эти основы природоохранной биологии, как подчеркивает Организация Тропических Исследований (OTS) в своих активных курсах в Коста Рике и Бразилии, способствуют пониманию сложности тропических экосистем и вовлекают участников в диалог о том, как этими экосистемами можно распоряжаться рационально.
Понимание роли курсов OTS в широко очерченной области природоохранной биологии требует признания самого института. Создание OTS датируется ранними 1960-ми, когда большинство людей рассматривало тропические леса как неограниченные пространства древесины и биологического разнообразия. OTS был сформирован небольшим консорциумом университетов Соединенных Штатов и Университетом Коста Рики, чтобы заниматься “ обучением, исследованием и разумным использованием природных ресурсов в тропиках” (Stone 1988).
За прошедшие 34 года консорциум разросся до 55 институтов. OTS имеет свою действующую базу в Коста Рике, где она проводит обучение для студентов старших курсов и политических деятелей и управляет тремя полевыми станциями (Ла Сельва, Лас Крусез и Пало Верде), которые используются студентами и исследователями всего мира. Говоря просто, OTS — создатель полевых курсов мирового класса в естественных науках и организатор тропических исследований.
То, что конкретно OTS делает для природоохраннной биологии, лучше всего передается в терминах ее программ в Коста Рике: интенсивные курсы для выпускников и политических деятелей, а также новый учебный семестр за рубежом. Программа для выпускников, которая является основанием для членства в консорциуме, содержит курсы, озаглавленые — Тропическая биология: Экологический подход; Тропическая природоохранная биология; Тропическое биоразнообразие; и Систематика тропических растений. Эти англоязычные курсы дополнены испаноязычными курсами Тропическая экология и Агроэкология. В сотрудничестве с Бразильским Instituto Pesquisas da Amazonia (INPA), Universidad Estadual de Campinas (UNICAMP) и Смитсоновским институтом, OTS предлагает португалоязычный курс Ecologia da Floresta Amazonica в Манаусе. Эти курсы охватывают весь диапазон от традиционной полевой биологии до специальных прикладных дисциплин, причем, независимо от предмета, в них не может быть проигнорировано влияние человеческих интересов.
Пользу от образовательных программ OTS, прочно основанных на природоохранной биологии, получают и другие группы участников. Политическим деятелям в Соединенных Штатах предлагается краткий курс Независимость: Экономическое Развитие и Экологические Проблемы в Тропических странах, в то время как аудитории в Латинской Америке, состоящей в основном их чиновников среднего звена, предлагается Principios Ecologicos para Toma de Decisiones y el Manejo de los Recursos Naturales en America Latina. Эти курсы рассматривают прямое воздействие государственной политики на природные ресурсы в тропиках. Студенты младших курсов тоже стали участниками образовательной программы OTS. Недавно OTS основала программу “Семестр за рубежом для младшекурсников”, чтобы ознакомить самых лучших студентов с тропической биологией; курс включает испанский язык, культуру Коста Рики, тропическую природоохранную биологию и естественную историю, а также проблемы окружающей среды. Жители Коста Рики также получают пользу от экологических образовательных проектов OTS, в которые включено сотрудничество с жителями селений, находящихся по соседству от полевых станций, их участие в проектах на основе взаимных интересов.
То, что делает подход OTS к природоохранной биологии уникальным, наилучшим образом может быть оценено внимательным изучением нашего курса Тропическая Природоохранная Биология. Этот курс предназначен для студентов старших курсов, в решающиий период выбора темы диссертационнного исследования. Около 20-22 выбранных на конкурсной основе участников, приглашаются в Коста Рику, чтобы опытным путем изучить весь спектр контрастных экосистем (cf. Janzen 1983b), от уровня моря до 3000 м, от сухих листопадных до вечнозеленых влажных лесов, и от девственных до хорошо обработанных участков природы. Этот полевой курс фокусируется на полевой практике под руководством преподавателей и обсуждении актуальных проблем охраны природы в Центральной Америке. Кроме того, каждый студент проводит исследование и представляет текст по заинтересовавшей его теме. Темп и концентрация на протяжении четырехнедельного курса интенсивны и не дают поблажек все семь дней в неделю. Главные инструкторы, которые называются координаторами курса, и ассистент по обучению выпускников устанавливают интеллектуальные рамки и задают тон курса, а темп и строгость обеспечиваются приглашением ряда известных ученых для того, чтобы делиться своими знаниями на одном или более полевых участках. Для студентов нет ничего необычного в том, что их курирует дюжина или более специалистов мирового класса.
Чтобы поддерживать свою образовательную миссию, OTS владеет и управляет тремя полевыми станциями в Коста Рике: биологической станцией La Selva (cf. McDade et al. 1994) во влажных низинах северо-востока; полевой станцией в Пало Верде на мусссонных сухих тихоокеанских низинах; и биологической станцией Лас Крусез в тихоокеанском горном лесу на склоне, на средней высоте над уровнем моря.
Цель OTS — обеспечить базовую инфраструктуру и безопасность ученых и студентов для проведения исследований. Ла Сельва примыкает к северной границе Национального парка Браульо Каррильо, и таким образом, может предоставить интересные возможности для исследований широтных образцов биоразнообразия, коридорных эффектов, восстановления лесов и доминирования и миграции видов. Исследователи в Ла Сельва первыми использовали местные виды деревьев для реабилитации деградировавших пастбищ в регионе.
Ла Крусез знаменит своим прекрасным Вилсоновским Ботаническим садом, который сдержит отличные коллекции основных однодольных групп, таких как орхидеи, бромелиады, имбирь и пальмы. Хотя леса Лас Крусеза умеренны по площади, многочисленные участки леса, находящиеся в районе Кото Брус, стимулировали значительный интерес природоохранных биологов, изучающих метапопуляции и зависимость биооразнообразия от островной биогеографии. Существуют попытки исследователей восстановить лесной коридор, который бы соединил Лас Крусез с 7000 гектарами индейской резервации Гуаими, находящейся в 5 км и, по возможности, с более удаленным лесным заповедником Гольфо Дульче.
Станция Пало Верде расположена в сердце Национального парка Пало Верде. Это добавляет ряд многочисленных конкретных проблем, связанных с контролированием дикой природы и лесных пожаров, при этом требуется поддерживать разнообразие биоценозов, особенно 500 га сезонных болот между станцией и Рио Темписке.
Эти три полевые станции являются основными местами проведения большинства полевых курсов OTS. Значительное количство накопленной информации о видах и биоценозах на каждой из станций обеспечивает богатство фонового материала для студентов и исследователей. Чтобы, в частности, содействовать студенческим исследованиям, OTS предлагает множество видов финансовой поддержки, от невысокой оплаты за обучение для студентов Соединенных Штатов и Латинской Америки в институтах-членах организации до премий по окончанию курсов, которые позволяют студентам непосредственно приступить к решению поставленных в рамках курсов проблем, до более крупных стипендий, которые дают возможность нескольким выпускникам OTS вернуться на наши полевые станции, чтобы проводить диссертационные исследования. Стипендии OTS являются важным дополнением к нашей образовательной программе, которая значительно расширяет возможности студентов старших курсов проводить исследования по всем аспектам тропической биологии.
Так во что же в итоге суммируется опыт OTS, после того как утихают восторги? Для большинства участников он становится точкой отсчета, относительно которой оцениваются будущие изыскания в биологических науках, а для многих он становится краеугольным камнем исследовательской карьеры в природоохраной биологии. Для тех, кто собирается работать в образовании, тропическим опытом будет пропитана будущая преподавательская деятельность, а политическим деятелям этот опыт даст основу для принятия решений, базирующихся на непосредственном опыте. Для всех выпускников программы — превосходные возможности работы с сетью, плюс завидная возможность возвращения в тропики — те преимущества опыта OTS, которые нельзя переоценить. В определенном смысле именно этот аспект деятельности OTS подпитывает устойчивость нашей организации и делает возможным прогрессивное обновление курсов OTS по природоохранной биологии. Благодаря своему замечательному партнерству с Коста Рикой, OTS сделала важны вклад в наше понимание тропиков и той решающей роли, которую должны играть люди, чтобы разумным образом сохранять эти хрупкие ресурсы.
Рис.16.1 Принцип предосторожности обязывает нас быть очень внимательными
к новым технологиям или политическим стратегиям, оказывающим воздействие на
мир природы. Это создаеьт для нас необходимость в хорошо разработанной общественной
системе ценностей, которая при знает опаснсти тех политических решений, которые
не рассматриваютсся тщательно. (Взято с некоторыми изменениями из неустановленного
источника.)
Подпись к рисунку: “ Сконцентрируемся на технологии на пару тысяч лет, ведь
только после этого мы будем в состоянии разработать систему ценностей.”
Рис. 16.2 Федеральное правительство Соединенных Штатов организовано
по вертикальному принципу из 14 департаментов, которые имеют представителей
в Кабинете президента. Каждый департамент имеет дело с конкретным аспектом человеческой
деятельности, однако многие проблемы, включая экологические, не вмещаются в
рамки отдельного департамента, но касаются их всех.
( Экологические проблемы в:; Департаментах; Сельского хозяйства; Торговли; Обороны;
Просвещения; Энергетики; Высшей школы; Жилищного строительства и городского
развития; Внутренних дел; Юстиции; Труда; Государственный секретарь; Транспорта;
Финансов; По делам ветеранов)
Рис. 16.3 По всему миру интересы бизнеса имеют плохую репутацию в том,
что касается озабоченности экологическими проблемами или хотя бы их понимания.
Но многие аспекты бизнеса сейчас “зеленеют”, то есть становятся более экологичными;
часто это связано не только с экологическими, но и с экономическими резонами.
(Рис.: Dana Fradon 1992 The New Yorker Magazine, Inc.)
(Подпись на рисунке: “Сэр, не будете ли вы так любезны принять это последнее
предупреждение об экологической катастрофе, и начхать на него ради меня?” )
Рис 16.4. Экологически “дружествнные “ или “зеленые” линии продуктов, таких как эта туалетная бумага и чистящие вещества, имеют все больший покупательский спрос и становятся все более распространенными. (Фото Джон Гудмен, с любезного разрешения Seventh Generation. )
Рис. 16.5 Ученый и политический деятель часто испытывают трудности,
общаясь другс другом. Их культурный фон, жизненные интересы и задачи часто различны
настолько, что они стремятся к прямо противоположным целям, и могут испытывать
проблемы, обсуждая даже самые простые вещи. (Снекоторыми изменениями из B yerly
1989.)
( Подпись к рисунку: Гпотетический ученый кратко излагает гипотетическому политику
проблему парникового эффекта:; Ученый: “Количество углекислого газа удвоится
к концу 2010 года.”; Политический деятель: “Хмм, интересно”; Мысли политического
деятеля: “Нужно увидеться с Джо по поводу этого шума в моей машине” ; Ученый:
“Температура на планете поднимется с 2° до 4° С.”; Политический деятель: “Как
это скажется на моем округе этим летом?”; Мысли политического деятеля: “Какое
мне дело?” ; Ученый: “Уровень океана может подняться на пол-метра”; Политичский
деятель: “Нам нужны средства для строительства более высокой заградительной
дамбы. Это создаст рабочие места.”; Мысли политического деятеля: “Вот это
да! Мой дом на побережье станет ближе к воде.” )
Copyright c 1997 by Sinauer Associates, Inc.
c Все права защищены. Эта книга не может быть воспроизведена целиком или частично для каких бы то ни было целей без письменного разрешения издателей.
За информацией обращаться по адресу: Sinauer Associates, Inc., P.O.Box 407, Sunderland, Massachusetts, 01375-0407, U.S.A.
FAX: 413-549-1118. Internet: publish@sinauer.com; http://www.sinauer.com
c МБОО "Сибирский экологический центр", перевод, 2004
Перевод не может быть воспроизведен целиком или частично, а также выставлен в Интернет без письменного разрешения Сибирского экологического центра.
За информацией обращаться по адресу: МБОО "Сибирский экологический центр", 630090 Новосибирск, а/я 547, Россия.
Факс/тел.: (3832) 39 78 85. E-mail: shura@ecoclub.nsu.ru; http://ecoclub.nsu.ru