18

Устойчивое развитие
Примеры

Первым шагом в направлении устойчивого будущего человечества должно стать разрушение власти мифа о непрерывном росте, мифа, который существует в нашем мировоззрении и поддерживается социальными институтами. Развитие, основанное на росте, в своей сущности неустойчиво. Мы признаем, что устойчивость не зависит от прогресса человечества, лишь отказавшись от мифа, который ошибочно отождествляет такой прогресс с ростом.

Понятие “устойчивое развитие” возникло в 1980- годы и трактовалось как некое средство, с помощью которого будут спасены биоразнообразие и природные экосистемы, при том что человечество будет процветать и далее. Это понятие впервые было принято Всемирной Стратегией Охраны природы (World Conservation Strategy IUCN/ UNEP/ WWF 1980), глобальным природоохранным проектом, который вырос из конференции ООН по окружающей среде, проведенной в Стокгольме в 1972 г. За этим последовало Наше Общее Будущее, так называемый Отчет комиссии Брундтланда (Brundland Commission Report), Всемирной комиссии по Окружающей Среде и Развитию (World Commission on Environment and Development 1987), документ, принятый многими правительствами и глобальными институтами как руководство по развитию, совместимому с окружющей средой. Более свежий пример — Забота о Планете: Стратегия устойчивой жизни (IUCN / UNEP / WWF 1991). Все эти документы поддерживают устойчивое развитие как разумное средство балансировки требований природы и человека.

Однако что в точности означает устойчивое развитие? Означает ли оно одно и то же для всех людей? Является ли оно правомерной альтернативой продолжающемуся откровенному разрушению природы? Даст ли оно ответ на многие природоохранные проблемы, с которыми сталкивается человечество сегодня и столкнется в будущем? Эти и многие другие вопросы сопровождают устойчивое развитие, и многие из них остаются без ответа.

Устойчивому развитию дают самые разнообразные определения. Более ранние отчеты — Всемирная Стратегия Охраны природы и Отчет комиссии Брундтланда — были достаточно антропоцентричны: сфокусированы на стремлениях человечества и его благополучии, при том, что окружающая среда рассматривалась в них лишь как средство достижения благополучия (Robinson 1993). Например, самим понятием развития, использовавшимся во Всемирной Стратегии Охраны Природы подчеркивалось, что мы должны “удовлетворять нужды человечества и улучшать качество жизни.” Сохранение биоразнообразия гарантировало бы, что мы “обеспечим в высшей степени устойчивое развитие настоящему поколению, постоянно поддерживая резерв для этого развития, чтобы удовлетворить потребности и стремления будущих поколений.” Отчет Комиссии Брундтланда за 1987 г. лишь слегка изменил эту формулировку и определил устойчивое развитие как такое, которое “стремится удовлетворить потребности и стремления настоящего без включения возможности удовлетворять потребности и стремления будущего.” В результате самый поздний документ Забота о Планете, определяет устойчивое развитие как “улучшение качества человеческой жизни с учетом допустимых возможностей поддерживамых экосистем.” (Цитаты взяты из Robinson 1993.)

Во всех этих случаях устойчивое развитие определяется исключительно на основе интересов Homo sapiens и поощряет постоянное и даже растущее экономическое процветание. Все эти определения являются утилитаристскими — в них окружающая среда воспринимется лишь как средство достижения цели (счастья человечества), а не как априорное благо, отличное от человеческой выгоды. Биологическое разнообразие в этих определениях расценивается не иначе как средство для достижения человеческого счастья и благополучия; если же какие-либо составляющие биоразнообразия не способствуют цели человечества, то они, вероятно, могут быть сброшены со счетов. Возможно в этом нет ничего удивительного, поскольку данные определения сформулированы экономистами и политическими лидерами.

Эти определения не заходят так далеко, чтобы признать исключительную сложность природы и разнообразие форм жизни сверх той пользы, которую они приносят человечеству. Кроме того, они не стремятся признать существование фундаментальных, базовых проблем, которые в первую очередь создают потребность в устойчивости. Например, Кортен (Korten 1991-1992) заметил, что “ключевые рекомендации этого отчета (Брундтланда) — призыв к росту мировой экономики для того, чтобы поднять уровень выпуска продукции от пяти до десяти раз по сравнению с текущим уровнем, и к ускоренному росту в индустриальных странах для того, чтобы стимулировать спрос на продукцию в бедных странах — находится в абсолютном противоречии с его же собственным аналитическим выводом о том, что рост и превышение уровня потребления — это глубинные причины проблемы. Там, где экологическая реальность вступает в конфликт с ощутимой политической перспективой, там преобладает последнее.” Интересно, что следующее дополнение к отчету (Всемирной Комиссии по Окружающей Среде и Развитию 1992) отошло от рекомендации экономической экспансии и дало более высокий приоритет контролю над численностью населения (Goodland 1995).

Экологическое Общество Америки представило “Инициативу по созданию Устойчивой Биосферы”, где был предложен план исследований, который способствовал бы продвижению мира в направлении к устойчивости (Lubchenco et al. 1991). В нем, устойчивость определена как “практика управления, которая не ухудшает систему, находящуюся в эксплуатации или любую смежную с ней систему.” Они также признали, что предпосылкой этого взгляда являются “стандарты потребления, находящиеся в границах экологических возможностей и к которым все могут стремиться.”

Очевидно, что в реалистичном определении устойчивого развития должна учитываться проблема роста населения и неправомерные притязания на окружающую среду. Вероятно, более продуманным является определение устойчивого развития, предложенное Видерманом (Viederman 1992):

Устойчивое общество является таким обществом, которое обеспечит настоящему и будущему поколениям здоровье и продуктивность жизни, культуры, и природного богатства. Такое общество стремится к прекращению всякой деятельности, которая служит разрушению жизни и культуры людей и природного богатства, и поощряет те виды деятельности, которые служат сохранению того, что существует, восстановлению того, что повреждено и предотвращению возможного вреда.

В данном примере, хотя в нем человечество все еще занимает центральное место, как вероятно ему и надлежит в дефиниции развития, роль и права остального мира понимаются гораздо шире, а на деятельность человечества по отношению к этому миру накладываются ограничения. Мы предлагаем рабочее определение устойчивого развития, которое идет еще дальше, и, помимо прочего, признает априорную ценность биоразнообразия независимо от его пользы для человечества. Так, мы определяем подлинное устойчивое развитие как человеческую деятельность, обусловленную принятием самостоятельной ценности природного мира, роли природного мира в человеческом благополучии и потребности людей жить на прибыль от природного богатства, а не богатства самого по себе.

Между устойчивым ростом и устойчивым развитием нужно провести самое решительное размежевание. Рост — это количественное увеличение размеров системы; развитие — это качественное изменение ее сложности и конфигурации. Экономическая, социальная, политическая или биофизическая система может развиваться без роста, и таким образом, оставаться устойчивой. Ее размеры могут также расти без развития и созревания; это не устойчивое развитие. “Устойчивый рост” — это самопротиворечивый термин — оксюморон. Продолжающийся непрерывный рост на этой планете или в какой-дибо подсистеме этой планеты физически невозможен. В конечном итоге пределы чего-либо (пространства, пищи, отходов, энергии) должны быть достигнуты; единственный аспект этой проблемы, открытый для обсуждения — момент, в который это произойдет. (Однако некоторые экстремальные “сторонники рога изобилия” настаивают на том, что не существует реальных пределов, поскольку, как только истощается один источник, обнаруживаются или изобретаются другие, чтобы занять его место; следовательно, Земля может тысячелетиями обеспечивать существующий темп роста населения, предоставляя место сотням миллиардов людей [Simon and Kahn 1984; Simon 1990].) “Устойчивое развитие” — первостепенный вопрос. Можем ли мы осуществлять такие качественные изменения — сложности и конфигурации — в рамках существующих социальных систем, которые не увеличат количественные потребности в природных системах, и действительно совместимы с непрерывным существованием последних?

Если мы будем придерживаться этой цели, то сначала нам придется понять те схемы поведения человека и те его стремления, которые в первую очередь привели к этому кризису. Они описаны Видерманом (Viederman 1992) и представлены здесь с изменениями в следующем виде:

1. Мы упорно не можем принять тот факт, что экономическая система — это открытая система в конечной биосфере. Экономическая система не является закрытой системой, независимой от биосферы, как вынуждает нас верить большинство традиционных экономистов (см. Эссе 15А); ей необходимы как подпитка от живой экосистемы, так и выбросы в нее, что накладывает реальные ограничения на оба канала. Более того, мы концентрирум внимание, в основном, на ресурсных ограничениях и устойчивости, а не на ограничениях на стоки — утилизации отходов.

2. Мы упорно не желаем признавать, что окружающая среда является основой как для всех форм жизни, включая нашу собственную, так и для всего, что мы производим. Природный мир должен стать не посто еще одним объектом интереса, претендующим на наше внимание, но игровым полем, на котором конкурируют все наши интересы (вспомним “экологический театр” в Главе 1).

3. Мы продолжаем демонстрировать презрение к природе и убеждение в том, что мы можем управлять и повелевать ею (( Эренфельд [Ehrenfeld 1981] назвал это “высокомерием гуманизма”).

4. Мы не подвергаем сомнению наше некритическое принятие технологии как решения всех проблем, несмотря на множество примеров того, что нынешние проблемы были вчерашними решениями (Tenner 1996). Такое “техновысокомерие” (Meffe 1992) выражается в презрении к “природному” и любви к “техническому”.

5. Мы не проводим различия между ростом и развитием, возможно, вследствие нашей веры в технологию как спасение. Аналогичным образом, мы не можем признать, что рост автоматически не ведет к равенству и справедливости, как в одной стране, так и в международном масштабе; то есть, эффект, предсказываемый теорией “экономической передачи” — это маловероятное и неправдоподобное допущение, и просто оправдание того, что немногие наращивают свое богатство за счет многих.

6. Мы ошибочно верим в рыночную систему как основной механизм реализации социальных благ, таких как экономическая устойчивость или справедливость. Однако рыночная система, которая пренебрегает природным богатством и здоровьем человека, не в состоянии должным образом поддерживать все, что мы пытаемся сохранить: жизнь и культуру людей, природное богатство.

7. Нам не удалось принять во внимание потребности будущих поколений и наши обязательства перед ними. Поэтому данная проблема должна лежать в основе любой концептуализации устойчивости.

Эти “источники неустойчивости”, как называет их Видерман, помогают понять, как мы оказались в столь ненадежной позиции. Они подразумевают также, что в каждой из этих областей необходимы перемены для достижения устойчивости во благо человечества и природного мира. Видерман (Viederman 1992) направляет нас дальше, предлагая семь принципов устойчивости:

1. Природу нужно рассматривать как незаменимый источник знаний, в котором мы можем найти возможные решения ряда наших проблем.

2. Нам следует понять, что анализ проблемы ухудшения окружающей среды и проблемы угнетения и насилия связывает их, поскольку они связаны в реальности. Гендерное и расовое угнетение и попытки господства над природой имеют общие корни.

3. Наши действия должны направляться скромностью. Истинное служение начинается с ограничений.

4. Мы должны оценить важность “адекватного масштаба”. Расположение в пространстве — это фундамент надежной экономики и должно являться стартовой позицией в деятельности, направленной на решение наших проблем. Решения должны быть локальны и масштабно-зависимы.

5. Достаточность должна сменить экономическую эффективность. Наша планета конечна и этот факт должен быть усвоен человечеством для того, чтобы признать наличие пределов. Жизнь с потребностями планетарного масштаба не означает жизнь жертвы, только в большей степени удовлетворенной. Мы должны отличать “потребности” от “желаний”.

6. Сообщество является неотъемлемым условием выживания. “Глобальное сообщество” должно отражать и поощрять разнообразие, основываясь при этом на внутренних взаимосвязях и зависимостях.

7. Биологическое и культурное разнообразие должно сохраняться, защищаться и поощряться.

И, наконец, Бартлетом (Bartlett 1994) было предложено девять гипотез, касающихся устойчивости (как обсуждалось Гудландом [Goodland 1995]). Мы представляеим их здесь в измененной форме (Таблица 18.1) как еще одно окно на перспективу устойчивости. Возможно вам станет интересно, как эти гипотезы в реальности могли бы быть проверены.

Поскольку эти ориентиры являются базой устойчивого развития, мы рассмотрим пять case studies потенциальной устойчивости. Они проиллюстрируют принципы и проблемы, обсуждавшиеся детально до сих пор и покажут всю сложность управлеия взаимодействующими системами, такими как человечество и природа. Мы говорим “потенциальная” устойчивость, потому что ни одна из этих девяти гипотез еще не имеет долгосрочного подтверждения, поскольку они существуют не очень долго. Все они обещают поддержание природных систем наряду с удовлетворением потребностей человечества при надлежащем управлении. В конце мы предложим некоторые предостерегающие комментарии и альтернативные взгляды на устойчивое развитие.

Пример 3

Роль экотуризма в устойчивом развитии

Роберт Мендельсон, Йельский университет.

Хорошо известно, что дикая природа как в Соединенных Штатах, так и во всем мире, испытывает серьезное давление вследствие экономического развития этих стран. Поскольку население планеты быстро превысило 5,7 миллиардов и устремилось к цифре от 8 до 10 миллиардов, то "неосвоенная" дикая природа становится привлекательным объектом для новых поселений и экономической деятельности. Чтобы противостоять этому давлению, природоохранные специалисты должны постоянно доказывать выгодность сохранения этих территорий в их естественном виде. Поскольку увлечение экотуризмом во всем мире растет, этот новый вид отдыха может стать распространенной формой охраны природы. Экотуризм более благоприятен, чем многие виды экономического использования, на него растет спрос. Какова, в таком случае, роль экотуризма в пакете программ устойчивого развития?

Экотуризм имеет длинную историю. В девятнадцатом столетии в США и Канаде путешественники отправлялись на поездах из перенаселенного Востока, чтобы взглянуть на красоты дикой природы Запада. Самые высокие места в списке популярности занимали путешествия верхом на лошадях вглубь дикой природы и охота на крупную дичь. С быстрым усовершенствованием наземного транспорта, гораздо большему числу людей неожиданно открылся доступ к этим местам, что привело к миллионам посещений национальных лесов и парков в год. Воздушный транспорт сделал ранее недоступные районы достижимыми за один день пути, и это способствовало появлению разветвленного международного туристического бизнеса. Даже семьи, принадлежащие к среднему классу, могли сесть в самолет и на следующий день оказаться в перуанском тропическом лесу или африканской саванне. Экотуризм постепенно расширял свои возможности от приключений немногих состоятельных людей до обычной практики большого числа семей.

Экотуризм является обширной и быстро растущей индустрией; в настоящее время в масштабах планеты она оценивается в 2 миллиарда долларов (Herliczek 1996). В 1991 году 30 миллионов американцев наблюдали дикую природу, другие 35 миллионов взрослых занимались рыбной ловлей, и 14 миллионов взрослых охотились (данные Службы Леса и Службы Дикой Природы США 1992). При этом созерцатели дикой природы потратили в сумме 18 миллиардов долларов, рыбаки потратили 24 миллиарда, а охотники потрататили 12 миллиардов. Одних посетителей национальных парков в 1991 году насчитывалось 260 миллионов (Norris 1992). В одном лишь национальном парке в Онтарио, Канада, наблюдатели птиц в разгар весеннего сезона гнездования, 24 дня в мае, потратили 3,8 миллиона долларов; из них 2,1 миллиона долларов были потрачены на месте (Рис. 18.11).

Аналогичный бум путешествий происходит во всем мире, особенно популярны тропики. В 1998 году примерно 15 миллионов туристов посетили Северную и Центральную Америку, и многие из них приехали посмотреть флору и фауну в естественных условиях (Рис. 18.12). В Аргентине громадным спросом среди туристов пользуется уникальный вид - магелланов пингвин; тысячи туристов приезжают, чтобы посмотреть на гигантскую колонию из 200 000 пингвинов (Рис. 18.13). Записи посетителей на избранных туристических направлениях показывает устойчивый рост посещений за последнее десятилетие (Harrison 1992). В Белизе посещаемость выросла с 99 000 в 1987 г. до 215 442 в 1991 г. (Belize Tourist Board 1992). В Коста-Рике заповедник Monteverde Cloud Forest испытал увеличение роста посетителей от 471 в 1974 г. до 40 000 к 1991 г. (Menkhaus and Lober 1996). Число посетителей в Непале увеличилось с 10 000 в 1965 г. до 250 000 к 1990 г. Во всем мире экотуризм является наиболее быстро растущей областью туризма (Herliczek 1996).

Экотуризм может явиться сильной мотивацией для сохранения природных территорий. Он обеспечивает политическую основу чрезвычайно ценной практики непотребительских видов деятельности, таких как прогулки по природной местности, наблюдение за птицами, наблюдение за китами, другие виды наблюдения дикой природы, фотографирование, природоохранное просвещение, путешествия на каное и каяках. Для устойчивого развития конкретной местности экотуризм обладает громадным экономическим потенциалом. Получаемые доходы могут поддерживать благосостояние местного населения и быть источником средств для дальнейшей природоохранной деятельности. Кроме того, экотуризм предоставляет неоценимую возможность осуществлять природоохранное просвещение (Boo 1990). В окружении первозданной и прекрасной природы относительно нетрудно убеждать посетителей относиться к природе с большим сочувствием.

Тем не менее, экотуризм не является абсолютным решением, в этой деятельности имеется ряд проблем и ограничений. Во-первых, он не всегда устойчив. Сам процесс привлечения большого количества людей в удаленные области для близкого контакта с дикой природой опасен, а в некоторых случаях может оказаться разрушительным. Во-вторых, не все земли могут поддерживатся за счет экотуризма, который зависит от уникальности места, комфорта и доступности. В-третьих, необходимо укрепление связи между охраной природы и экотуризмом. Хотя экотуризм обладает природоохранным потенциалом, часто этот потенциал не удается реализовать. Мы по очереди исследуем эти три проблемы.

Образ горстки людей, аккуратно идущих по узкой тропинке и не оставляющих следов своего присутствия, может внушить, что экотуризм не влияет на посещаемые территории. Хотя данная точка зрения подтвержается многими примерами, нужно быть осторжными и не делать этот аргумент универсальным. Экотуризм менее деструктивен, чем многие другие виды использования земель, но он несомненно имеет последствия, одни их которых являются неизбежными издержками этой деятельности, с другими можно справиться, достигая баланса между сохранением и развитием. Существует несколько проблем, которые нужно рассмотреть в связи с устойчивостью экотуризма.

Во-первых, даже посещения без потребительских целей, совершаемые достаточно большим количеством людей, воздействуют на экосистемы. На животных, которых используют для минимального контакта с людьми, могут оказать влияние тысячи глазеющих туристов, топающих по их территории. Могут произойти едва уловимые изменения в поведении, будет нарушено спокойствие брачных территорий, а потенциальные жертвы спугнуты (Knight and Gutzwiller 1995). Можно предположить, что две сотни фотографирующих вдоль дороги людей должно некоторым образом воздействовать на медведя гризли, вкушающего добычу на лугу. Эти вторжения приводят к таким изменениям в поведении животных, которые могут затруднить, хотя и не поставить под прямую угрозу жизнь дикой природы (Boyle and Samson 1985; Knight and Gutzwiller 1995). Однако вторжения иного рода могут серьезно повлиять на численность популяций тем, что мешают размножению. Например, на отдаленных островах морским птицам в период гнездования противопоказаны посетители (Bole and Samson 1985), равно как и морским черепахам, выходящим ночью на берег, чтобы откладывать яйца в песок (Jacobson and Lopez 1994).

Во-вторых, экотуризм может привести к замусориванию и другим видам локального загрязнения (Herliczek 1996). Хотя туристам рекомендуется выбрасывать мусор в специальные контейнеры, имеет место явная тенденция все оставлять вдоль тропинок. Со временем это может привести к снижению качества данного вида отдыха и деградации местности. Сходным образом в отдаленных местностях туалеты могут быть не приспособлены к большому количеству посетителей, что приведет к загрязнению воды. Коммерческая деятельность, поддерживающая экотуризм, должна разрабатывать адекватные механизмы преодоления этих проблем, чтобы предотвратить ухудшение качества местности.

В-третьих, экотуризм может привести к деградации местности. Когда проведение туристических походов по малонаселенным районам и установка палаточных лагерей делаются на довольно обширной территории, то эффекты распыляются и заметны только для слишком восприимчивого наблюдателя. Однако существуют ключевые места ландшафта, такие как озера или альпийскме луга, которые могут привлекать избыточное внимание, что ведет к чрезмерной эксплуатации и деградированию. Некоторые места могуть пользоваться "слишком большим успехом" (Рис. 18.14) и поэтому нуждаются в специальном контроле, с тем чтобы минимизировать последствия сверхактивного использования. Например, можно построить дощатые настилы, чтобы поддерживать в хорошем состоянии короткие, но активно используемые природные тропы. В более удаленных районах можно создать сети таких тропинок, чтобы рассеять посетителей. Управляющие территориями могут регулировать и ограничивать использование участков. К сожалению, сама удаленность и неприступность малонаселенных уголков делает осуществление этих планов дорогим и малопривлекаткльным. Хотя пострадавших территорий становится все меньше, именно они подтверждают последствия экотуризма.

В-четвертых, экотуристические заповедники должны быть достаточно крупными, чтобы поддерживать популяции тех животных и растений, которых желают видеть туристы. Как уже обсуждалось в Главе 10, если заповедники слишком малы, они могут оказаться неэффективны в сохранении видов или экосистем. Если заповедники приобретают сходство с островами, окруженными территорией, которая используется в противоположных целях, то охраняемые виды будут иметь малые размеры популяций, не смогут мигрировать в другие охраняемые регионы и экосистемные процессы могут прекратиться. Такие проблемы, как минимальное число брачных пар и недостаточные размеры территории, становятся ключевыми в очень малых заповедниках, угрожая жизнеспособности заповедника в целом.

Практически неизвестно, сколько земли, или какие земли должны быть отведены для экотуризма. Ранние исследования и первоначальные разработки фокусировались на уникальных природных территориях, поддерживающих профильные виды, такие как лемуры (Maille and Mendelsonhn 1993), слоны (Brown and Henry 1989) или медведи гризли (Creed and Mendelsohn 1993), или экосистемы, обладающие несомненной притягательностью для публики, такие как тропические влажные леса (Tobias and Mendelsohn 1991), морские коралловые рифы (Svendsen et al. 1993) и национальные парки, такие как Йеллоустоун. Успешно развиваются для экотуризма высоко ценимые редкие места с уникальными особенностями. Более распространенные и многочисленные объекты не обладают аналогичной притягательностью для посетителей и не могут пробудить такой же интерес и дать такую же прибыль с гектара.

Подобная интерпретация интересов экотуристов предполагает, что экотуризм с большой вероятностью должен приводить к изолированным, специализированным заповедникам, разбросанным по всему миру, а не к обширным охраняемым пространствам. Следовательно, экотуризм будет функционировать как крупномасштабная стратегия в рамках устойчивого развития только в согласии с другими природоохранными мерами. Рассредоточенные специализированные экотуристические заповдники могли бы иметь эффект защиты некоторых (хотя не всех) из более крупных и более харизматических позвоночных от исчезновения. Однако они не настолько обширны, чтобы обеспечить охрану более широкого разнообразия растений и животных, которые в настоящее время подвергаются опасности вследствие обработки земель. Кроме того, экотуризм может не принести прибыль, достаточную для поддержания больших территорий, необходимых для стабильного существования мегафауны. Таким образом, роль, которую экотуризм играет роль в охране природы, заключается в том, что он обеспечивает сохранность видов, наиболее ценимых посетителями. Эта роль, тем не менее, ограниченна, и позитивные эффекты экотуризма быстро сходят на нет по мере продвижения от ключевых, высокопрофильных заповедников к окружающим территориям.

Наиболее важное требование к заповедным объектам - то, что они должны предоставлять возможность наблюдения за видами, вызывающими наибольший интерес. Виды же, которые предпочитают укромный образ жизни, могут прятаться и давать очень мало шансов для наблюдений. Экотуристы тратят изрядные суммы, чтобы увидеть этих животных. Если животные продолжают скрываться, снижается качество услуг и заповедник может нести финансовые потери. Национальный парк Денали имееет относительно низкую численность крупных млекопитающих, таких как лось и американский лось (moose); однако открытые пространства парка дают прекрасные возможности обозрения обширных ландшафтов. Места, обильно покрытые растительностью, напротив, имеют большую плотность численности животных, но они остаются скрытыми. Для решения этой проблемы управляющие заповедником могли бы установить специальные места наблюдения; например, заповедники могли бы создавать хорошо замаскированные убежища для наблюдения возле водяных нор или тех участков, которые часто посещают крупные харизматические позвоночные. Другой подход заключается в том, чтобы использовать естественые места наблюдения. Например, многим туристам интересно наблюдать за ярко окрашенными птицами, которые обычно обитают и хорошо видны на лесных опушках. К сожалению, если заповедники состоят только из участков для наблюдения, сами лесные чащи, поддерживающие функционирование этих участков, могут не охраняться.

Сейчас экотуризм существенно вознаграждает туристов: возможность наблюдать вблизи экзотических животных и растения, переживание первозданных ощущений. Однако для того, чтобы экотуризм стал эффективной природоохранной стратегией, лица, принимающие решениея о землепользовании на данной территории, должны считать его экономически выгодным. Экотуризм должен обеспечить, по меньшей мере такой же высокий жизненный стандарт, какой обеспечили бы альтернативные и более деструктивные виды землепользования. Для этого требуется совершить два шага, которых обычно не делают: данные территории должны получать доход от туристов, и этот доход должен быть распределен среди тех людей, которые сохраняют и тех, кто может разрушать местный ландшафт. То есть, фонды должны использоваться для стимулированияя охраны природы, как со стороны профессиональных сотрудников, так и со стороны местных жителей.

В большинстве мест экотуризма, доступ туристов свободен и требует минимальной оплаты. Инстранные туристы, страстно желающие посетить эти места платят очень низкую цену. Поскольку многие туристы готовы платить больше, чем платят сейчас, то именно туристы, а не местные жители в настоящее время являются основными бенефициариями (получателями доходов) этих мест. Например, в заповедных местах на Мадагаскаре иностранные туристы готовы платить от 275 до 360 долларов за поездку, дающую возможность увидеть лемуров (Maille and Mendelshn 1993). В Белизе, по подсчетам, иностранные туристы готовы платить около 350 долларов за путешествие, с погружением по воду к коралловым рифам (Svendsen et. al. 1993). В Коста Рике иностранные туристы готовы платить сотни долларов за доступ к месту, а в настоящее время они платят только 5-10 долларов за посещение одного места. При таких низких или вообще отсутствующих пошлинах полученные доходы слишком малы для того, чтобы стимулировать местное население к защите заповедной природы или финансировать рабочие места. В таких странах, как Коста Рика, Мадагаскар и Белиз могли бы быть введены пошлины в пределах от 100 до 200 долларов на человека за посещение страны в экотуристических целях. Умножение этого числа на число посетителей в каждом случае даст возможный годовой доход в миллионы долларов.

Для того, чтобы экотуризм способствовал охране природы, нужно выковать второе звено цепи: денежные поступления должны использоваться в природоохранных целях. Необходимо финансировать два источника: во-первых, местные жители, которые всегда расположены использовать землю в своих целях, должны получать дотации непосредствено из доходов, полученных от туризма, во-вторых, нужно платить профессиональным сотрудникам. Если все доходы будут стекаться к бюрократам в столицы, местное население не будет иметь стимула к сохранению заповедных угодий, кроме того, не будет штатных сотрудников для того, чтобы обеспечить природоохранное управление. Напротив, если местные жители разделят прибыль, полученную заповедниками, вероятнее всего они будут охранять заповедник, этот источник дохода. Профессиональные сотрудники очень важны на природных территориях, поскольку они могут оказывать помощь в планировании устойчивого землепользования, защите безопасности посетителей и в наблюдении за участием местной экономики.

Помимо дохода существуют другие механизмы привлечения к сотрудничеству людей, живущих в окрестностях заповедников. Местному населению могут быть предоставлены эксклюзивные права на сбор урожая на территории заповедника в обмен на охрану его от посторонних. Кроме того, жителям может быть предложена работа в качестве гидов или обслуживающего персонала в туристической индустрии. Хотя с точки зрения международных путешественников может показаться, что эти возможности дают слишком низкие заработки, они часто оказываются чрезвычайно привлекательными для неквалифицированных сельских рабочих. Кроме того, в качестве побудительных мотивов к охране природы и сотрудничеству заповедники могут предложить населению такие услуги, как медицинское обслуживание и природоохранное просвещение в местных школах.

Необходимость во введении более высоких тарифов в экотуризме подкрепляет более раннюю идею о том, что для успешного функционирования экотуризма заповедные зоны должны быть относительно редкими. Если обычный лес превратить в заповдник и установить высокие тарифы, туристы найдут альтернативый вариант и просто пойдут в соседний лес; обычные места обладают небольшим потенциалом для получения прибыли от экотуризма. Места, которые могут быть отведены только для экотуризма должны быть немногочисленны и небольшими по площади. Тем не менее, экотуризм, как один из нескольких вариантов использования природной среды и дополнение к другим источникам дохода, мог бы получить распространение.

Хотя основные экотуристические места включают редкие и уникальные экосистемы, всегда существует потребность в природных зонах вблизи крупных метрополий. Такие зоны должны представлять собой просто открытые природные пространства. Например, Национальный заповедник Пайнлэндз (Pinelands), площадью в миллион акров на юге Нью-Джерси является основным регионом экотуризма для перенаселенных городов северо-востока, таких как Нью-Йорк и Филадельфия. В Muir Woods недалеко от Сан-Франциско охраняется только небольшой участок красноствольных деревьев (redwoods), но их присутствие в такой близости от громадной зоны метрополии значимо само по себе.

Экотуризм может внести серьезный вклад в устойчивое развитие во всем мире, особенно в развитие тропических регионов. Если включить в него механизмы накопления и распределения доходов от данной деятельности, экотуризм может стать активной силой в охране природы и ее поддержании. Практикуемый со всей предосторожностью и управляемый с учетом интересов местности и местного населения, экотуризм может стать постоянным источником дохода, который обеспечит сохранение многих уникальных биотопов во всем мире. Однако он имеет ограниченные возможности защиты природных территорий, и должен осуществляться таким образом, чтобы минимизровать угрозу разрушений, которую несет туристическая деятельность.

Пример 4

Ричард Ф. В. Барнс, Калифорнийский Университет, Сан Диего
(Richard F. W. Barnes, University of California, San Diego)

Если заповедники, предназначенные для охраны дичи и других видов животных, претендуют на то, чтобы быть устойчивыми, то уже на стадии планирования необходимо принимать во внимание потребности местных жителей, более того, традиционный уклад их жизни должен стать составной частью заповедника. Заповедники нельзя "закрывать на замок" от людей; они могут дать людям устойчивые средства к существованию и таким образом получить существенную поддержку местного населения.

Африка известна обилием охраняемых территорий. Первый национальный парк Африки был создан в 1925 году в Бельгийском Конго (современный Заир), многие другие были учреждены в период колониального господства. После обретения независимости в 1960-х большинство новых государств продолжили природоохранную политику и создали намного больше охраняемых территорий; некоторые страны выделили для охраны природы очень большие территории (Таблица 18.3). Однако национальные парки и заповедники дичи в самой Африке, как правило, непопулярны, главным образом потому, что "охраняемая территория" является заимствованным понятием - оно опирается на западный идеал национального парка - которое некритически было перенесено в африканский контекст (Harmon 1987).

Понятие охраняемой территории, появившееся в образованной среде среднего класса Европы и Северной Америки в конце 19 столетия, основывается на системе взглядов, согласно которым дикая природа имеет ценность сама по себе, а также на вере в то, что правительство имеет право на управление некоторыми землями от имени общества и на запрещение их традиционного использования местными жителями (Marks 1984). Это понятие непросто уразуметь сельским жителям Африки, тем не менее, оно весьма распространено на этом континенте. Обычно оно означает, что люди не имеют права вторгаться на территории, которыми они традиционно пользовались, иногда оно означает, что они должны быть выселены с этой земли; вынужденное переселение местных жителей стало обычным явлением на охраняемых территориях в Африке. Социальные последствия этого разрушительны, поскольку люди теряют не только свои дома и фермы, но также свою идентичность. Самый вопиющий пример - племя Ик: это сообщество просто распалось после выселения из долины Кидепо в северной Уганде (Turnbull 1972).

Преимущества охраняемых территорий заключаются в сохранении биологического разнообразия; поддержании генетических ресурсов; охране репрезентативных экосистем, уникальных ландшафтов и других редкостей; охране видов, находящихся под угрозой; организации отдыха; возможности проведения научных исследований; стабилизации водного дренажа; экотуризме; просвещении местного населения; и сохранении культурного наследия для будущих поколений. Однако при том, что эти ценности могут признаваться образованной элитой, они не имеют никакой значимости для сельских жителей, многие из которых просто не находят оправдания тому, что так много земли находится под охраной государства.

Некоторые специалисты утверждают, что туризм на охраняемых территориях приносит ощутимый доход тем, что стимулирует экономику и обеспечивает работой (как обсуждалось в Casе Study 3). Туризм действительно может быть весьма прибыльным использованием земель на отдаленных территориях. Например, полная прибыль от Национального парка Амбозели должна по оценкам Вестерна и Генри (Western and Henry 1979) почти в 40 раз превышать потенциальный доход от сельскохозяйственных работ на этой же земле. Было подсчитано, что, благодаря туоризму, каждый лев в этом парке должен приносить $27 000 прибыли в год. Аналогично Браун (Brown 1989) подсчитал, что такая туристическая услуга, как наблюдение за слонами, дает экономике Кении от $22 до $30 миллионов.

С другой стороны, баланс может обнаруживать и чистые потери. Центральные и местные правительства должны сделать серьезные первоначальные инвестиции (в дороги, аэропорты, отели), которые могут быть не скомпенсированы последующими фмнансовыми поступлениями от наблюдения за животными. Высокий процент доходов идет иностранным компаниям, таким как аэролинии и операторы отелей (Pullan 1984). Рядовые граждане, живущие в окрестностях парка, часто не получают ничего, но тем не менее, страдают от потерь урожая, которые приносит им соседство с дикими животными из парка. Так, для многих сельских жителей охраняемые территории являются бременем, которое приводит к существенным затратам без соответствующих компенсаций. Поскольку население в Африке растет (Рисунок 18.15) и земля становится дефицитом, многие люди считают земли в границах парка брошенным имуществом. Это мнение может стать реальностью: как только внимание к поддержанию инфраструктуры и сохранению биоразнообразия ослабеет, прибыль от посещений туристов упадет.

Изменения в природоохранной философии

Охраняемые территории Африки сталкиваются с многочисленными социальными проблемами. Во-первых, даже гигантский, находящийся в отдалении, парк может испытывать преобладающее внешнее воздействие человеческой деятельности, как в местном, так и в национальном или международном масштабе. Во-вторых, ряд проблем возникает из-за того, что людей выселяют с их земель; люди долгое время являлись частью африканского ландшафта, поэтому, как только влияние человека исчезает, наступают экологические изменения. В-третьих, если стимулы к нарушению границ достаточно велики, то даже штат полувоенизированной охраны будет не в состоянии защитить парк от местного населения. В-четвертых, невозможно охранять высоко-ценные виды животных, таких как слоны и носороги на больших территориях, принимая во внимание ресурсы, которыми обычно располагают власти заповедника (Aldon and Leader-Williams 1988). Сейчас стало очевидным, что "защитный" подход к управлению парками не может быть успешным на протяжении долгого времени, что неудачная попытка включения местного населения в создание и управление парком порождает отношения, которые в конце концов разрушат его; в действительности такими отношениями может быть разрушена идеология полностью охраняемой территории (Marks 1984).

Тем не менее, уже признается, что были совершены несправедливые действия в отношении людей, которым не посчастливилось жить вблизи охраняемой территории. Постепенно природоохранные деятели Африки начали пересматривать концепции управления охраняемыми территориями. Растет осознание того, что узкий подход к управлению природными ресурсами, в котором целый массив земли имеет только один вид использования - охрану биоразнообразия - уже не работает. Требуется более широкий подход, при котором делается меньший акцент на охране и больший на многоцелевом использовании земли. Деятели охраны природы осознали, что они должны согласовать охрану природы с необходимостью повысить благосостояние близлежащих сообществ.

Сейчас принят ряд программ, касающихся природных сообществ, и, как правило, эти программы базируются на концепции охраняемой территории. Однако акцент делается на понимании нужд местного населения и активизация аутентичных социальных институтов, таких как традиционные советы старейшин или племени. Во многих случаях неправительственные организации (NGO) тесно сотрудничают с людьми. Кроме того, в работу обычно вовлекаются государственные службы дикой природы, которые дают необходимую консультацию по таким вопросам, как, например, охотничьи квоты. Существуют различные степени сотрудничества с местными сообществами. Национальный парк может предложить местному населению медицинское обслуживание, школы, чистую воду, провести дороги к населенным пунктам, с целью убедить людей в том, что от создания парка они получат выгоду и, тем самым, отучить их от незаконной охоты на территории парка. В других местах на охраняемой территории разрешаются традиционные виды деятельности, сопряженные с малым экологическим вредом, такие как сбор меда или диких лесных растений. Можно применять систему зонированного землепользования, в которой предусмотрена различная степень использования зон людьми, домашними животными и дикими животными, с тем чтобы свести к минимуму конфликтные ситуации. Это могут быть программы, позволяющие местным жителям охотиться на указанных территориях, прилегающих к парку, который в даннном случае выступает как резервуар животных для охотничьих зон.

В то же время появилась тенденция к распоряжению дикой природой на неохраняемых землях. Очень большая доля африканской дикой природы находится за пределами парков и заповедников. На этих маргинальных землях использование ресурсов дикой природы может приносить людям большую прибыль, чем традиционные виды деятельности, такие как земледелие и пастушество, или дополнять их.

Все эти разнообразные проблемы и возможности иллюстрируются следующими шестью примерами. Данные примеры демонстрируют также разнообразные испытания, беды и успехи в деле охраны крупных ландщафтов Африки.

Тоголезские национальные парки. В начале 1900-х годов колониальные власти учредили в Того большое количество лесных заповедников (Рисунок 18.16, фрагмент 1), но они проигнорировали традиционные виды деятельности и права местных жителей, связанные с землей. Эти заповедники были чрезвычайно непопулярны, а после обретения независимости были захвачены местными жителями. Новое независимое правительство выселило людей и установило строгую охрану заповедников, а в 1970-х годах оно создало три новых национальных парка (Keran NP, Fosse-aux-Lions NP, and Fazao NP), силой переместило людей, живущих в их границах. Позже, два парка расширили и был создан заповедник крупной дичи (Oti-Mandorouri GR). В всех случаях местные жители насильно изгонялись, как правило, без предупреждения, а их дома сжигались.

В 1990 году начался двухлетний период политической нестабильности. Оппозиция объявила охраняемые территории дикой природы символами репрессивного государства. Это способствовало вторжению людей на территории национальных парков и заповедников дичи и истреблению животных. Многие из тех, кто в 1970-х были выселены, вернулись, чтобы заново отстроить прежние жилища. Немного дикой природы можно увидеть сегодня в бывших национальных парках, расчищенных под сельскохозяйственные угодья и поселения людей. Правительство осознало непродуктивность прежней политики, полностью меняет свое отношение к сельскому населению и обсуждает новые границы охраняемых территорий. Новые территории будут меньше, но если они будут признаны сообществами сельских жителей, то сохранятся с большей вероятностью. Взамен, этим людям обеспечат сохранность их жилищ, гарантируя, что охраняемые территории не расширятся.

Биосферный заповедник М'Пасса, Габон. Биосферный заповедник М'Пасса (Рисунок 18.16, фрагмент 2) был создан в начале 1970-х как образец богатого дождевого леса северо-восточного Габона. Здесь было проведено немало ценных исследований по экологии дождевых лесов (UNESCO 1987). К сожалению при создании заповедника мнение местного населения не было принято в расчет. Границы заповедника охватывают большую площадь леса неподалеку от нескольких деревень, расположенных у дороги, западнее городка Макоку (Рисунок 18.17). Таким образом, в один прекрасный день жители деревень проснулись и обнаружили, что доступ к местам, на которых они прежде охотились, закрыт. Чужие иностранные ученые, многие - из бывших колониальных властей, бродят по лесам, на посещение которых для местных граждан наложен запрет.

Охота и рыболовство имеют огромное культурное значение и к тому же являются основным источником протеина для людей, живущих в лесу. Поскольку заповедник не имел законных прав на их глаза, люди просто игнорировали его и продолжали охотиться, как и прежде. К настоящему времени обезъяны и антилопы, постоянные объекты исследований, застрелены и съедены, а земледельцы постоянно вторгаются на территорию заповедника. В результате, как место сохранения лесного биоразнообразия, он потерян.

Национальный парк Руаха, Танзания. Руаха (Рисунок 18.16, фрагмент 3), второй по величине крупнейший национальный парк Танзании, площадью 10 300 кв. км, является частью обширной территории дикой природы, богатой растениями, птицами и млекопитающими. Первоначально здесь были небольшие селения, рассеянные на обширной территории, покрытой лесами и зарослями кустарников. Местные жители жили за счет охоты и сельского хозяйства, но после длительного периода засухи и неурожаев в 1940-х годах вынуждены были уйти, и территория стала национальным парком.

В середине 1950-х засуха закончилась и последовал 15-летний период дождей. Изобилие пищи привело к рувеличению темпов рождаемости у слонов, уменшилась смертность среди молодняка благодаря отсутствию людей, а растущее население округи заставило слонов переместиться в парк. Эти факторы вызвали стабильное увеличение численности слонов (Barnes 1983). Данные изменения в лесных массивах, вызванные ростом числа слонов в 1960-х и 1970-х годах поставили власти национального парка Танзания (TНП) перед дилеммой. Следует ли им отобрать тысячи слонов для парка, специально созданного для их защиты, или они ничего не должны делать, рискуя, тем самым, потерей вегетативного покрова парка?

По иронии, судьба слонов в Руаха была решена не властями ТНП, но комбинированным эффектом от мировой торговли слоновой костью и экономическим спадом в Танзании. В 1970-х годах экономика стран в западной части Тихого океана, особенно Японии, очень быстро развивалась и спрос на предметы роскоши, такие как слоновая кость, увеличился (Barbier et al. 1990). Спрос на слоновую кость взвинтил цены и вызвал мощную волну браконьерства на всем африканском континенте.

Танзания в это время переживала глубокий экономический спад, условия жизни были тяжелы, что побуждало обедневших жителей деревень, расположенных вблизи парка, заняться незаконной охотой на слонов. Сотрудники парка не могли справиться с браконьерами; охранники плохо оплачивались, были плохо экипированы и деморализованы. В результате, в период между 1977 и 1984 годами было убито около 60% слонов Руахи (Barnes and Kapela 1991), а популяция черного носорога уничтожена.

Чрезмерная активность браконьеров вынудила слонов сконцентрироваться на небольшой территории вокруг штаб-квартиры парка, а это вызвало ускоренные изменения биотопа: превращение лесной зоны в кустарниковую и в открытую степь, и к потере тенистых прибрежных речных зарослей акации (Acacia). Буквально через несколько лет здесь произошел мощный экологический сдвиг, выразившийся в крупномасштабных изменениях растительного покрова и биомассе крупных млекопитающих.

Опрос местных жителей в 1992 году показал, что лишь немногие понимают зачем существует парк, и что три четверти из них считают, что он не принесет им никакой выгоды. Через год вступил в действие проект, по которому прибыль от дикой природы должна направляться общинам, расположенным в буферной зоне, прилегающей к парку (Hartley 1995). Этот план позволит местным жителям охотиться на дичь в буферной зоне с ежегодной квотой, установленной правительством. Кроме того, они будут получать мясо и определенную долю от пошлины, которую платят туристы-охотники за отстрел крупной дичи в буферной зоне. Эти механизмы дадут людям возможность получать прибыль от прилегающих к парку зон; сам же парк будет функционировать, как резервуар дикой природы. Тем не менее, существуют также планы урегулировать права жителей окрестных деревень на посещение парка для сбора меда и рыбной ловли, то есть тех видов деятельности, которые оказывают небольшое воздействие на экологию (Hartley 1995).

Национальный парк Вирунгас (des Virungas). Вулканы Вирунга растянулись вдоль границ Руанды, Уганды и Заира (Рисунок 18.16, фрагмент 4). Их горные леса и высокогорные растительные сообщества образуют островки биотопов, окруженные плотным кольцом возделанной земли. Руандийская часть охраняется Национальным парком Вирунгас (НПВ), который занимает около 200 кв. км. Руанда - одна из беднейших стран в мире, а плотность ее населения самая высокая на континенте - около 270 человек на 1 кв. км и постоянно возрастает более, чем на 3% в год; в окрестностях же НПВ плотность населения еще выше.

Леса играют жизненно важную гидрологическую роль, абсорбируя влагу в период дождей и высвобождая ее в виде ручьев в засушливый сезон. Вебер (Weber 1987) считает, что эта гидрологическая функция - наиболее важная для местных жителей особенность вулканов. После того, как в 1968 году часть лесов была вырублена, для того, чтобы расчистить место для сельско-хозяйственных угодий, некоторые ручьи в засушливый сезон пересохли.

Эти вулканы получили известность как царство горной гориллы (Gorilla gorilla berengei). Численность горилл упала с 450 в 1960 до 270 в 1973, поскольку леса были вырублены или деградировали от выпаса домашнего скота. Первые попытки охранять горилл на территории Руанды основывались на идее о том, что парк должен быть защищен от местных стад. Охрана горилл встретила сопротивление, и некоторые гориллы возможно были убиты в отместку за жесткую тактику, применяемую для борьбы с браконьерами.

Тем не менее эта тактика практиковалась некоторое время, прежде чем был принят более просвещенный подход. В 1979 году консорциум международных организаций по охране природы выпустил Проект по горной горилле (MGP) на территории Руанды. MGP взял за основу принцип, согласно которому парк, вулканы, природные сообщества и местные жители являются частью более крупной системы, для управления которой требуется интегративный подход.

Природоохранная программа включала три основных компоненты. Во-первых, охрана парка улучшалась за счет реорганизации службы безопасности. Во-вторых, с целью улучшения финансовой жизнеспособности парка были организованы экотуристические маршруты для наблюдения за гориллами (Рисунок 18.18). Несколько стай горилл были приучены к тому, что раз в день в течение часа их наблюдала группа из шести туристов. В-третьих, стартовала программа природоохранного просвещения. Мобильные отряды совершают поездки по близлежащим деревням и школам с чтением лекций и показами фильмов.

Программа имела поразительный успех. Браконьерство уменьшилось, а гориллы в Руандийской части парка размножались лучше, чем в Заирской, где не действовала MGP. Ни одной гориллы не было убито браконьерами после 1984 года, а их численнность увеличилась почти до 300. Более того, несмотря на опасения, что постоянные посещения туристов потревожат стаи горилл, именно у тех горилл, которых посещали туристы оказался наиболее высокий рост рождаемости. Отношение местных жителей к парку изменилось, поскольку они увидели, что туризм способствует процветанию. Доходы от туризма за пять лет увеличились в десять раз (Harcourt 1986); туризм, связанный с гориллами, стал в Руанде вторым крупнейшим источником иностранной валюты.

Все изменилось после того, как в 1990 году разразилась гражданская война. В разное время парк занимали то повстанцы, то беженцы, парковая инфраструктура была разрушена. Сотрудники мужественно продолжали вести наблюдения за гориллами, пока резня 1994 года не вынудила их бежать. К счастью, оказалось, что за период военных действий в Руандийской части вулканов была убита только одна горилла. Война закончилась в 1994 году, но парк оставался неохраняемым вследствие продолжающейся политической нестабильности, этнической напряженности, очень большого числа беженцев неподалеку, в Заире, а также мин, заложенных в парке и вокруг него. Война и кровавые этнические конфликты разрушили экономику и инфраструктуру региона, тем не менее, доходы от парка могли сыграть большую роль в восстановлении страны. Правительством и зарубежными организациями были приложены значительные усилия по восстановлению парка.

Ранчо дичи Назинга. Признавая неудачными стандартные методы охраны природы, республика Буркина Фасо стала пробовать новые формы управления, основанного на рациональном использовании биологических ресурсов. Экспериментальный проект был реализован в 1979 году на ранчо дичи Назинга (Рисунок 18.16, фрагмент 5), которое, скорее является заказником дичи, чем ранчо в американском смысле. Установленная территория занимает около 2000 кв. км и включает десять деревень, примыкающих к заказнику. Каждая деревня традиционно имела свои собственные охотничьи угодья, на которых дичь водилась в изобилии; однако за предшествующие 30 лет произошло заметное уменьшение численности диких животных (Belemsobgo 1995).

Проект ставит перед собой две главных задачи. Первая состоит в том, чтобы восстановить и сохранить численность диких животных. Стратегии охраны местообитаний и управления ими включали борьбу с лесными пожарами, постройку и укрепление дамб, строительство сети дорог и подготовку сельских охранников. Существует также программа прикладных исследований и экологического мониторинга.

Вторая задача - обеспечить рациональное и устойчивое использование ресурсов дикой природы с выгодой для местного населения (Belemsobgo 1995). Для достижения этой цели сообщества местных жителей должны быть интегрированы в проект, поэтому поощряется их участие в управлении заказником. Проект предоставляет людям работу, кроме того, местные жители собирают в заказнике материалы и продукты питания (мед, дрова, пальмовые листья для кровли, дикие съедобные и лекарственные растения). Проект поощряет также другие виды деятельности по развитию, такие как строительство колодцев и подготовка мастеров. Дороги улучшились, закончено строительство школы и медицинского пункта.

К 1993 году было зафиксировано обнадеживающее увеличение биомассы крупных млекопитающих (Belemsobgo 1995). Ресурсы дичи в заказнике продолжают эксплуатироваться: используется мясо дичи, собираются охотничьи трофеи, наблюдают за дикими животными, занимаются рыболовством. Кроме того, каждая деревня установила свою собственную официальную зону охоты, прилегающую к заказнику. Пошлины, уплачиваемые охотниками в каждой охотничьей зоне идут в общую кассу, предназначенную для улучшения жизни в деревне. Постоянный приток туристов каждый год, в сочетании с различными доходными видами деятельности означает, что проект на пути к тому, чтобы стать самоокупаемым (Belemsbog 1995).

Программа CAMPFIRE в Зимбабве. Министерство национальных парков и дикой природы учредило в Зимбабве программу CAMPFIRE (Communal Areas Management Programme for Indigenous Resources) - Программу управления общими территориями на благо местных ресурсов (Рисунок 18.16, фрагмент 6). В основе этой программы лежит принцип, согласно которому сельское население должно быть ответственным за дикую природу на своих землях, а непосредственную выгоду и непосредственно получать выгоду от управления этими ресурсами (Martin 1986). CAMPFIRE стала осуществимой в 1975, благодаря Акту о Национальных Парках и Дикой природе, который обязал землевладельцев, включая Советы округов, взять на себя ответственность за дикую природу на своих участках земли (Pitman 1991).

Примером может служить округ Ниаминьями в северном Зимбабве, где местные жители годами страдали от слонов, уничтожающих посевы. Программа CAMPFIRE на этой территории имела две близкие цели. Одна - сократить ущерб, причиняемый слонами, отстреливая наиболее упорных налетчиков, разделяя территорию на отдельные участки, отличные по способам землепользования, такие, как сельскохозяйственные угодья, пастбища, дикая природа, а также устанавливая там, где необходимо, электрические изгороди. Вторая цель - поднять доходы от туристического бизнеса, связанного со слонами, комбинируя такие виды услуг, как наблюдение за животными, сафари в виде прогулок и фотографирования, а также поездки за охотничьими трофеями (Russel 1993). Ожидается, что доходы составят около Z$6 миллионов (долларов Зимбабве) в год, с учетом того, что четверть из них принесет охота, а остальная часть поступит от других видов туризма. Эти деньги пойдут не в центр, правительству, а будут использованы в проектах по развитию местных сообществ и на выплаты наличными деньгами индивидуальным хозяйствам. Когда польза для отдельных людей и семей получена именно таким образом, эти люди и семьи начнут воспринимать дикую природу как благо, а не как помеху.

В настоящее время опробуется целый диапазон подходов к вовлечению местных сообществ в управление охраняемыми территориями. Детали варьируются в зависимости от экологической ситуации, распределенности населения и демографической ситуации, уровня культуры, политических и экономических реалий. Имеется повод для оптимизма (как в примерах с Назинга и CAMPFIRE), но это долгосрочные проекты, и и еще слишком рано судить об их успехе. Еще имеют место множественные конфликты интересов, которые нужно улаживать, поэтому необходимо менять представления о различных группах участников процесса: властях заповедников и других должностных лицах, местных правительствах, негосударственных организациях и самих сельских жителях. Хотя в данной, конкретной стране верхние эшелоны государственных служб дикой природы могут быть просвещены, чиновники более низкого ранга, из тех, кто пришел на службу и обучался много лет назад, все еще могут быть пропитаны старыми догмами, а именно они ежедневно контактируют с местным населением. Наследство недоверия и подозрительности со стороны местных жителей к государственным службам дикой природы, порожденное многолетними конфликтами и репрессиями, должно быть преодолено.

Тем не менее, существует множество административных барьеров, которые необходимо преодолеть. Неясно кто владеет ресурсами или правом эксплуатировать их. Обычно владельцем является государство, но программа будет работать наилучшим образом, когда права переданы местным сообществам. В сообществах должны быть разработаны механизмы контролирования охоты: кто может охотиться и сколько животных можно убить в сезон. Но даже в этом случае система может не работать так, как предполагалось. Например, какой-нибудь местный житель пользуется медицинскими услугами и получает чистую воду, которые предусмотрены планом развития парка, но он может, тем не менее, продолжать охотиться в парке, поскольку делая это, он максимизирует получаемую выгоду (Gibson and Marks 1995).

Развитие требует изменения окружающей среды (посредством строительства дорог, расчистки земли под больницы и школы, выкачивание воды из реки для нужд деревни), и часто эти изменения оказывают воздействие на экологически чувствительные виды или сообщества. Другими словами, развитие и охрана природы не всегда совместимы (Robinson 1993). Тщательное планирование поможет избежать некоторых проблем, однако специалистам охраны природы часто приходится искать компромиссы между степенью дозволенного вмешательства человека на запроектированной территории и потребностями экологически чувствительных видов.

Некоторые растительные и животные сообщества очень чувствительны к возмущениям (напр., афро-альпийские биоценозы в НПВ) и должны охраняться в специальных природных заповедниках, где запрещена любая человеческая деятельность. Последние сохранятся, только если местные жители проявят к ним искреннюю доброжелательность. Напротив, если эти территории непродуктивны для местных жителей, то длительное поддержание этой доброжелательности окажется постоянной заботой специалистов охраны природы.

Объединение природоохранного проекта и проекта развития может обеспечить только временный буфер против величайшей угрозы для охраняемых территорий: экспоненциального роста народонаселения (см. Рисунок 18.15). Увеличение его на 3% в год означает, что производство пищи должно удваиваться каждые 23 года только для поддержания status quo. Тем не менее, лучшие земли уже обработаны, во многих местах плодородность почв иссякла, а это означает, что должно быть освоено еще больше земель. Так, существует постоянно растущий спрос на новые земли для расчистки. Охраняемые территории скоро станут островками плодородной земли в море вырождения; по мере роста плотности народонаселения жадные взоры обратятся на охраняемые территории. Многие из таких мест или невелики, или дают убежище поредевшим популяциям диких животных, или сохраняют истощенные лесные массивы. В конце концов, люди решат, что вместо этого лучше данные земли обработать.

Сейчас мы понимаем, что охраняемые территории не экологические острова, а должны стать важными элементами дандшафтной мозаики. Старые образцы мысли, уходящие корнями в колониальную эру, еще сохраняются, но большая часть их уже исчезает. Тенденция вовлеченных сообществ постепенно изменяет облик охраны природы; однако она не гарантирует выживание национальных парков и заказников дичи. Проблемы Африки в 21 столетии потребуют от специалистов охраны природы все большей гибкости.

Пример 5

Большая экосистема йеллоустоуна

Mark S. Boyce, Unversity of Wisconsin-Stevens Point

Для того, кто имеет отношение к охране природы, само имя Йеллоустоун подобно боевому кличу. Все начиналось с него; Йеллоустоун был первой территорией дикой природы, отведенной под национальный парк, и он остается вдохновляющей идеей и подтверждением того, что мечты можно сделать явью.

Один из подходов в рамках устойчивого развития - отводить под заповедники большие пространства земли, но в пределах этих территорий допускать экономическую деятельность. Такие виды экономического пользования, как умеренный выпас, добыча полезных ископаемых, вырубка леса, сельское хозяйство, охота, рыболовство и туризм могут быть совместимы с охраной биоразнообразия, если осуществляются адекватным образом. Если отведенная территория настолько велика, что включает целую экосистему, то можно достичь более полного контроля над всеми видами экономического пользования. Одним из примеров, который уже приблизился к этому идеалу является Большая Экосистема Йеллоустоуна (GYE) в Соединенных Штатах.

С начала своего основания в 1872 году как первого в мире национального парка Йеллоустоун был образцом сохранения природы. Сегодня Йеллоустоунский Национальный парк и прилегающие к нему нетронутые земли часто являются серьезным основанием для изменения взглядов на управление ресурсами, что представлено недавними дискуссиями о политике управления пожарами, контроле над популяциями копытных и повторной интродукции волка. Ключевая проблема этих дискуссий - вопрос о взаимном влиянии развития человечества и деятельности по сохранению крупных экосистем. Вероятно экологические процессы еще не поняты нами в той степени, чтобы в сохранении экосистем достичь устойчивого развития, однако мало мест в мире предоставят нам реализовать эту возможность лучше, чем в GYE.

GYE охватывает территорию площадью около 60 000 кв. км в Роки Маунтинз, Вайоминге, Адахо и Монтане, причем большинство земель управляются Службой Леса США и Службой Национальных парков (Рисунок 18.19). Территория расположена высоко над уровнем моря (1500-4200 м), имеет короткий сезон травостоя, продуктивность - от низкой до умеренной, относительно небольшое разнообразие видов. GYE хорошо известен красотой природы, живописными геометрическими линиями и фауной, богатой крупными млекопитающими, включая лося (Cervus elaphus), moose (Alces alces), mule deer (Odocoileus hemionus), вилорогую антилопу (Antilocapra americana), бизона (Bos bison), снежного барана толсторога (Ovis canadensis), черного медведя (Ursus americanus), и, конечно, находящнгося под угрозой уничтожения медведя гризли (Ursus arctos). На территории встречается совсем немного эндемических видов, представляющих особый интерес с точки зрения охраны природы. Такими исключениями являются полевичник Росса (Agrostis rossiae), встречающийся только в бассейне Верхнего Гейзера Йеллоустоунского Национального парка и sucker из озера Джексон (Chasmistes murei), который предполагался вымершим.

Поскольку разнообразие видов здесь невелико и относительно немного видов, находящихся под угрозой или подверженных опасности, GYE не имеет высокой ценности как место, на котором можно было бы сконцентрировать внимание для охранения биоразнообразия. Значимость GYE, скорее лежит в его практически неизменном статусе, что предоставляет уникальную возможность охранять большие по площади основные ландшафты (признавая, что обычное употребление термина "экосистема" в отношении GYE будет искажением, и что этот ландшафт составлен из многих экосистем). Однако в действительности, самая сильная мотивация природоохранной деятельности в GYE - защита эстетической ценности дикой природы.

Управление экологическими процессами. Национальные парки выполняют важную функцию базовых экологических заповедников. Такими территориями можно управлять при минимуме человеческого вмешательства, и тем самым документировать изменения во времени по сравнению с другими территориями, где влияние человека больше. Такое управление обычно подразумевает политику невмешательства, так что экологические процессы протекают беспрепятственно. Иногда этого недостаточно, и если ранее происходило вмешательство человека или сказывается влияние человеческой деятельности, происходящей за пределами парка, то для восстановления экологических процессов и ландшафта вмешательство может оказаться необходимым.

Легальные границы Национального парка Йеллоустоун установленные Конгрессом в 1872 году (Рисунок 18.19), не соответствуют экологическим природным процессам в Йеллоустоуне. Например, большое количество лосей, mule deer, и бизонов регулярно пересекают границы парка в поисках зимних пастбищ за его пределами. Лесные пожары пересекают границы, полностью пренебрегая юридическими установлениями. Ровные границы экосистем, как правило, произвольны, и таких для GYE было предложено немало (Patten 1991). Для того, чтобы получить географическую единицу, представляющую биологический интерес, требуется расширение Йеллоустоуна во все стороны, с включением в него государственных лесных массивов. Переступить через установленные границы, с тем чтобы управлять экологическими процессами, во многих случаях оказывается весьма непросто.

Но, по крайней мере, в национальных парках GYE идеи управления экологическими процессами превалируют. Хотя земли, прилегающие к Йеллоустоунскому Национальному парку являются, по преимуществу, нетронутыми природными территориями, Конгресс наложил ограничения, которые лишают приоритетности управление экологическими процессами в государственных лесных массивах. В частности, Служба Лесов обязана обеспечивать многоцелевое использование ресурсов в государственных лесных массивах, даже если эти цели конфликтуют.

Экология пожаров и Управление. За лето 1988 года приблизительно половина Йеллоустоунского Нациоального парка выгорела от лесных пожаров. Пожары на территории Йеллоустоуна, как правило, масштабны, но происходят очень редко, причем периодичность самых больших пожаров - 350 лет (Romme and Despine 1989). Пожар является неотъемлемой составляющей лесных экосистем на всей территории Роки Маунтинз, и ландшафт Йеллоустоуна можно представить как динамическую, постоянно меняющуюся мозаику горелых и нетронутых участков. Пожар поддерживает ценозы осин (Populus tremuloides) и расширяет пространства биотопов. Признание экологической важности пожара сформировало основу принятой в начале 1970-х политики "да-огню" в отношении природных пожаров в диких уголках природы Йеллоустоуна и прилегающих государственных лесных массивах.

Но люди боятся пожаров и их разрушающей силы. Неприятие пожаров 1988 года привело к открытому противостоянию политике управления пожарами Службы Леса и Службы Национальных Парков. Но, несмотря на обильную критику, политика управления пожарами в Службе Национальных Парков и Службе Леса осталась, в основном, неизменной. Тем не менее, были наложены жесткие ограничения, которые уменьшили возможность того, что лесные пожары смогут происходить бесконтрольно, как это случилось в 1988. Однако, учитывая редкость больших пожаров в GYE, мы можем дождаться более просвещенной администрации уже через несколько столетий.

Управление копытными. Популяции лося и бизона увеличились почти до предельных размеров и на некоторых участках последствия пребывания травоядных явно сказались на растительности. Биоценозы осины и ивы (Salix spp.) основательно прорежены, что привело к изменениям в растительных биоценозах, особенно на зимних пастбищах. Поэтому ожидается, что подобная динамика растение-травоядное меняет растительные ценозы, и вероятно, сделает это за тысячелетие.

Управляющие пустынными землями утверждают, что это попустительство интенсивному выпасу диких копытных на территориях Йеллоустоуна демонстрирует двойной стандарт, потому что за пределами парка аналогичный уровень использования пастбищ для домашнего скота был бы неприемлем для служб управления федеральными землями. Однако управляющие из Службы Национальных Парков имеют совершенно иную обязанность - пестовать природные виды - отличную от обязанности Бюро США по Земельному Управлению и Службы Леса, от которых требуется осуществлять многоцелевое пользование, включающее также и выпас домашнего рогатого скота. Претензии, касающиеся "перенаселенности" или "перевыпаса" диких копытных на пустошах Йеллоустоуна очевидно незаслуженны. Присутствие рогатого скота экологически или этически не эквивалентно присутствию диких копытных и те, кто используют общественные земли на Западе как места отдыха, становятся все более нетерпимыми к активному выпасу домашнего скота.

Большая часть бизонов и лосей являются носителями бруцеллеза, заболевания, вызванного бактериями, что создало еще одну проблему в управлении копытными на территории GYE (Рисунок 18.20). Это заболевание заразно и может привести к серьезным экономическим потерям среди владельцев крупного рогатого скота, потому что зараженное животное должно быть уничтожено. Для контроля над этим заболеванием не разработано практических методов, кроме как минимизации сезонных контактов между дикими животными и домашними. Так, распространение диких животных за пределы парка рассматривается животноводческой индустрией и Министерством сельского хозяйства США как угроза, и они предпринимают все средства для того, чтобы заставить Йеллоустоунский Национальный Парк уничтожать бизонов, мигрирующих в Монтану в зимний период. Любопытно, что такие драконовские меры не применяются по отношению к стадам лося в Джэксоне, несмотря на тот факт, что 40% самок лося являются носителями инфекции.

Не существует простых решений проблем, связанных с популяциями копытных в GYE. Общественность считает неприемлемым уничтожение диких животных в пределах парка, и всегда рада изобильным популяциям копытных, которых любит наблюдать в условиях дикой природы. Некоторые природоохранные группы утверждают, что отказ от выпаса домашнего скота на общественных землях GYE урегулировал бы большинство конфликтов, но это предложение является неполитичным для региона, в котором традиционно преобладали интересы владельцев ранчо, и нарушило бы многоцелевой мандат Службы Леса.

Восстановление популяции волка. Волки были совершенно обычным явлением в GYE до того, как их уничтожили ангажированные правительством США охотники и звероловы в течение 1920-х годов. Восстановление популяции волков в GYE оспаривалось местными владельцами ранчо, которые боялись, что волки станут нападать на домашний скот, и охотниками, которые боялись, что волки будут конкурировать с ними в охоте на дичь. Более того, горнодобывающая промышленность была против восстановления волка, поскольку присутствие еще одного, находящегося под угрозой вида, могло бы привести к сокращению государственных земель, на которых можно разрабатывать месторождения минералов. Таким образом, выпуск волков в Йеллоустоунский Национальный Парк в январе 1995 года встретил сильное политическое сопротивление.

Этот выпуск был определен как "экспериментальная незначительная популяция" согласно Акту о Видах, Находящихся под Угрозой, который предоставил федеральным службам полномочия контролировать популяцию по необходимости. После первоначального выпуска 14 волков в 1995 году, было выпущено еще 17 в 1996 году. Один волк был убит федеральным служащим, потому что он напал на домашнюю овцу, но большинство волков хорошо жили за счет лосей и других диких копытных. Две семьи волков переместились назад в Йеллоустоунский Национальный Парк после пребывания на территориях за пределами парка, где они, вероятно, сталкивались с людьми.

Характеризовать восстановление популяции волка в Йеллоустоуне как успешный пример, было бы преждевременно. Восстановление выглядит благом для туризма, поскольку увеличит число посещений тех уголков парка, где часто можно видеть волков. Число копытных сократится, благодаря волкам (Boyce 1992b), так что восстановление популяции волка должно уменьшить некоторые ощутимые проблемы, вызванные "перенаселенностью" лосей и бизонов. Однако потребуется тщательный мониторинг для того, чтобы документировать последствия активности волков для популяций копытных, и возможно, растительной популяции, которая зависит от копытных.

Традиционно добыча продуктов, включая разработку полезных ископаемых и разработку возобновляемых ресурсов являлась важной компонентой экономики GYE. Постепенно потребности в разработках в GYE смещаются в сторону строительства домиков для отдыха, лыжных баз, туристического оснащения, новых дорог и путей для облегчения доступа (Рисунок 18.21). Хотя добыча продуктов всегда считалась основным источником дохода от лесных массивов GYE, на территории национальных парков сейчас создаются также места отдыха.

Добыча Продуктов в Лесных Массивах. Служба Леса, поскольку она имеет многоцелевой мандат, обязана обеспечивать возможность добычи полезных ископаемых, лесозаготовок и выпаса домашних животных в государственных лесных массивах. Однако законы о находящихся под угрозой видах дают Службе Леса право выводить за пределы определенных территорий несовместимые с этими законами виды деятельности, если они могут представлять опасность для мест обитания видов, находящихся под угрозой. Например, в GYE, в государственных лесных массивах Шошоун и Кастер запрещены поиски и добыча нефти и газа в основных местах обитания медведя гризли. В государственном лесном массиве Бриджер-Тетон лицензии на эксплуатацию в местах обитания медведя гризли или на крутых склонах могут быть предоставлены, но без размещения нефтяных вышек. Тем не менее, на большей части GYE разрешена разведка нефти и газа, и часто это мало совместимо с жизнью дикой природы и использованием территории для отдыха.

В том же году, в котором Йеллоустоун был учрежден как национальный парк, Конгресс принял закон от 1872 г. о добыче полезных ископаемых, поощрявший добычу металлов на государственных землях. В GYE добыча золота и палладия осуществлялась, в основном, в живописных горах Беартус на севере Йеллоустоунского Национального Парка в государственном лесном массиве Кастер, Монтана. Дискутируется предложение о разработке месторождений золота около Кук Сити, Монтана. Современные методы добычи золота включают промывку руды в ванне с цианидом, что содержит риск просачивания химикатов, которые могли бы полностью уничтожить речную биоту.

По контрасту с добычей минеральных ископаемых, лесозаготовки и выпас - потенциально устойчивые виды использования государственных лесных массивов. Тем не менее, ни один из них не является особенно прибыльным в GYE, а во многих случаях эти виды деятельности несовместимы с ценностями дикой природы и отдыха. Все государственные лесные массивы в GYE теряют деньги на программах лесозаготовок (O'Toole 1991), а разведение скота на его территории идет на спад, несмотря на низкие тарифы на выпас на федеральных землях.

Столкновения между крупным рогатым скотом и лосями на зимних пастбищах привели к учреждению Национального Лосиного Приюта около Джексона, Вайоминг (Рисунок 18.22), где почти 7500 лосей круглый год обеспечиваются люцерной, а не добывают ее на природных зимних пастбищах. Более чем 44% государственных земель GYE открыто для выпаса крупного рогатого скота и овец, что приводит к конкуренции с дикими животными, деградации прибрежных биотопов и столкновениям с хищниками. Одна пятая смертей медведей гризли в GYE связана со столкновениями с домашними овцами на выпасе.

Несмотря на проблемы GYE с выпасом домашнего скота, его разведение активно поддерживается местными властями. Грубая жизнь ковбоев придает пикантность туристическим путешествиям в GYE, а публика считает, что скотоводство в меньшей степени противостоит дикой природе, чем другие формы производства. Многие проблемы с выпасом домашнего скота в GYE могли бы быть решены более продуманной организацией выпаса на государственных землях - а это обязанность Службы Леса.

Сопротивление экосистемному управлению со стороны Службы Леса, возможно, также связано с тем фактом, что она частично финансируется от продажи древесины. О'Тул (O'Tool 1991) утверждает, что можно было бы обеспечить большее внимание к непроизводственным интересам, если бы с пользователей рекреационных зон в государственных лесных массивах взимались бы пользовательские тарифы, которые Служба Леса могла бы употребить на поддержание организационных программ.

Развитие рекреационных зон. GYE постепенно движется в сторону экономики, ориентированной на развитие зон отдыха, и она, очевидно, более благоприятна, чем экономика, ориентированная на производство (Рисунок 18.23). Но функционирование зон отдыха невозможно без последствий для экологической целостности экосистемы (Knight and Gutzwiller 1995). Например, в последние годы в зимнее время в местах отдыха GYE популярным развлечением стала езда на снегоходах. Дороги, используемые снегоходами утрамбовываются, создаются коридоры для движения бизонов, ранее сдерживаемых снежными заносами, что приводит к их миграциям и экспансии. Происходят их столкновения с людьми, когда в результате этих передвижений бизоны оказываются за границами парка. Нам до сих пор неизвестны последствия от коридоров, проложенных снегоходами, для популяции бизонов, но по-видимому, они существенно увеличивают доступ к зимним пастбищам.

Можно было бы возразить, что практически любое развитие приведет к изменению системы, и что поэтому лучшее управление в GYE заключалось бы в сведении к минимуму посещений и использования. Тем не менее, большая часть средств на охрану природы Йеллоустоуна поступает от людей, получающих удовольствие от пребывания на этой земле.

Таким образом, нереально планировать чрезмерную защиту, скорее нужен баланс между сохранением и развитием.

Поскольку границы экосистемы не совпадают со сферой полномочий служб, то для управления GYE требуется межслужебная координация. Тем не менее всем попыткам кооперативного планирования в GYE между федеральными службами и службами штатов препятствует политическое давление, которое оказывают группы, преследующие производственные интересы.

Как бы то ни было, переход к философии экосистемного управления, по-видимому, происходит во всем GYE, несмотря на давление лоббистов. Многие считают, что управление в GYE должно давать приоритет ценностям отдыха и туризма просто потому, что они имеют огромную экономическую значимость для данной территории. Этот переход уже привел к закрытию лесопилок, отказу от лицензий на выпас, ограничениям на горные разработки и разведку нефти и газа на определенных участках. Тем не менее сохраняется устойчивая мотивация для производственной деятельности, и для уверенности в том, что она осуществляется должным образом, необходима бдительность экологических организаций.

Экологи утверждают, что поддержание целостности и функционирования экосистемы ценно само по себе, но для многих людей эти ценности кажутся эзотерическими. С прагматической точки зрения самая большая ценность Йеллоустоуна, видится, в том, что он является одним из самых крупных мест активного отдыха в Америке. В 1992 году Йеллоустоун принял более 3 миллионов посетителей. Привлекательность GYE для туризма и отдыха - в сохранении первозданности и в том, что он избегает превращения в дешевый аттракцион. Следовательно сохранение экосистемы в GYE экономически оправдано.

Но за поддержание нетронутости GYE придется платить высокую цену. Ресурсы, не эксплуатируемые в GYE, поскольку охраняются такие ценности как экосистемная целостность и первозданность природы, будут осваиваться где-нибудь в другом месте. Трагично, если эти ресурсы, должны будут импортироваться из тропиков, где больше биоразнообразие, а постановления по окружающей среде более мягки. Возможно природоохранные приоритеты нуждаются в переоценке с учетом того, что сейчас население планеты насчитывает около 5,7 миллиардов и быстро растет. Должны ли мы в первую очередь принять утилитаристское оправдание сохранения генетических ресурсов? Если так, то само сохранение GYE может оказаться не лучшим выбором.

То, как мы управляем GYE, может стать образцом охраны природы и моделью устойчивости для остального мира. Одна возможность, которую мы могли бы бережно развивать - это модель сохранения; то есть демонстрация того, что мы готовы идти на жертвы для защиты обширных территорий ради таких ценностей, как целостная экосистема и нетронутая природа. Другая возможность - продемонстрировать, что устойчивого развития можно достичь, если сочетать производственные цели с природными красотами и отдыхом, сохраняя при этом биологическое разнообразие. Йеллоустоун приобретет планетарную значимость, если мы будем придерживаться этой второй природоохранной парадигмы.

Общие выводы

Эти пять исследований демонстрируют различные аспекты и возможности устойчивого развития и те проблемы, которые появляются на пути к его достижению. Эти и аналогичные подходы, применяемые в мире, кажутся многообщающими для сохранения биоразнообразия и природных систем, но их потенциал мало кого впечатляет. Многочисленные скептики считают устойчивое развитие лишь камуфляжем, "политически корректным" способом осуществления дальнейшего и постоянного экономического роста и продолжающегося, хотя и менее явного, разрушения окружающей среды под маской ее сохранения. Как написал, например, один комментатор: "Та разновидность устойчивого развития, которую предложила WCED (Всемирная Комиссия по Окружающей Среде и Развитию) [World Comission on Environment and Development] означает обычный бизнес. Она отвечает интересам бизнеса, правительтвенных кругов во всем мире, влиятельных международных организаций, таких как Всемирный Банк, Международный Монетарный Фонд, UN ood and Agriculture Organization, и национальных элит, чьи международные активы относительно защищены от неожиданных флуктуаций в экономике их стран... Всемирный Банк (1994) настаивает на том, что для искоренения бедности и защиты окружающей среды ключевым средством является экономический рост" (Clark 1995).

Экологический экономист Герман Дэли сказал, что устойчивое развитие "следует отвергнуть как плохой оксюморон"(цитируется по Hardin 1993). Дональд Манн, президент организации Отрицательный Рост Населения, Inc., заявил, что "понятие устойчивого развития не более, чем гигантская попытка самообмана," потому что его сторонники на самом деле имеют в виду "устойчивый экономический рост", который для мира, имеющего границы, является, по его словам "громыхающим оксюмороном, если вообще что-либо такое возможно" (цитируеся по Hardin 1993).

Герман Дэли далее обращает внимание на то, что норвежский премъер-министр Брундтланд, председатель Комиссии Брундтланда, "настаивает на том, что глобальный экономический рост должен увеличиться с фактора 5 до 10, чтобы сделать так называемое "устойчивое развитие" вообще возможным. Количество загрязняющих выбросов на планете, произведенных в случае, если переработка природных богатств в мире увеличится от 5 до 10 раз по сравнению с нынешним, остановит даже наиболее "оптимистичных" противников охраны природы." Некоторые экономисты считают своим долгом высказаться против Бундтландовского "оптимистического" средства исцеления болезней планеты. Ученые, занимающиеся природой, однако, восторженно цитируют Кеннета Боулдинга, бывшего президента Американской Экономической Ассоциации: "Только сумасшедшие и экономисты верят в бесконечный экспоненциальный рост" (Hardin 1993). Итак, может ли устойчивое развитие действительно работать, или это просто уловка экономистов для оправдания постоянного развития? Посмотрим на "обратную сторону" этих проблем.

Некоторые утверждают, что мы в принципе не имеем примера длительного периода успешной устойчивости; ресурсы неизбежно перерасходуются. Особенно это очевидно для коммерческого рыболовства, где понятие максимума устойчивого улова (MSY) определяло политику десятилетиями. Согласно этому понятию урожай собирается такими темпами, что промышляемая популяция поддерживается на уровне максимума продукции (см. Рисунок 12.2). Хотя оно придает смысл теории, в реальности это обычно приводит к потерям рыбных ресурсов после чрезмерной эксплуатации (Larkin 1977). Невозможно точно оценить уровень максимального улова; этот уровень зависит от времени и пространства, и ни одна известная популяция не растет в соответствии с логистической кривой, как предполагается в модели. Если значительные неопределнности, которые время от времени имеют место, в оценочных кривых MSY не принимаются в расчет, то эти модели опасны, если использовать их для предсказаний устойчивости.

Почему же, не только в рыболовном промысле, модели устойчивости не работают до сих пор? Людвиг и др. (Ludwig et al. 1993) описали некоторые общие черты наших неуспехов в деле устойчивости:

1. Богатство или перспектива богатства порождает политическую и социальную власть, которая используется для поддержания неограниченной эксплуатации ресурсов.

2. Научные понимание и согласие осложняются отсутствием контролирования и повторяемости, так что каждая новая проблема требует изучения совершенно новой системы.

3. Сложность лежащих в основе биологических и физических систем исключает редукционистский подход к управлению. Оптимальные уровни эксплуатации приходится опредлять методом проб и ошибок.

4. Значительный уровень природного разнообразия маскирует эффекты чрезмерной эксплуатации. Первоначальный перерасход не фиксируется до тех пор, пока не станет угрожающим и необратимым.

Они продолжают:

О ресурсах более уместно думать, что человек ими управляет, а не наоборот: чем более ясны и более могучи перспективы [экономической] выгоды, тем сильнее политическая власть, которая используется для содействия неограниченной эксплуатации. Классическая иллюстрация - золотая лихорадка [или старовозрастные леса]. Там, где имеются перспективы крупной и непосредственной выгоды, политики и правительства стремятся объединиться с группами, имеющими конкретный интерес, чтобы содействовать эксплуатации.

Отвечая Людвигу и др. (Ludwiwig et al. 1993), Розенберг и др. (Rosenberg et al. 1993) отметили, что на самом деле существует множество примеров устойчивого (рационального) рыбного промысла, несмотря на то, что действительно имеется и много неудачных примеров. Эти неудачи, утверждают они, в меньшей степени обуславливаются неадекватным научным пониманием, чем распространенным "неумением менеджеров по ресурсам следовать научным советам". Менеджеры по ресурсам, утверждают они, как правило, игнорируют научные свидетельства и дают разрешение на уровень добычи, превышающий устойчивый. Таким образом, достижение подлинно устойчивого развития по-видимому, является, в той же степени проблемой поведения человека и его системы ценностей, в какой оно является биологической или экологической проблемой. Если система ценностей человека глобально не изменится, и политическая и экономическая власть будут продолжать потворствовать чрезмерной эксплуатации, перспективы устойчивого развития будут весьма туманными. Людвиг и др. (Ludwig et al. 1993) предложили пять принципов эффективного управления, которые будут способствовать достижению подлинного устойчивого развития:

1. Рассматривайте мотивацию поведения и ответные реакции людей, как часть той системы, которую исследуете и которой управляете.

2. Действуйте до того, как будет достигнут научный консенсус. Обращение к дополнительным исследованиям может оказаться просто задерживающей тактикой.

3. Доверяйте ученым распознавание проблем, но не их решение. Суждения ученых, как правило, находятся под сильным влиянием того, что они изучали в рамках конкретной дисциплины, но большинство наиболее важных проблем, в том числе и проблемы ресурсов и окружающей среды, подразумевают взаимодействия, которые можно понять только охватив ряд дисциплин.

4. Не доверяйте притязаниям на устойчивость. Поскольку в прошлом эксплуатация ресурсов редко была устойчивой, ко всякому новому проекту, который включает требования устойчивости, нужно относиться с подозрением. Нужно разобраться в том, как преодолеть трудности, с которыми сталкивались на предшествующих этапах эксплуатации ресурсов.

5. Не бойтесь неопределеностей. Как только мы освободимся от иллюзии, что наука и технология (щедро финансируемые) смогут обеспечить решение ресурсных и природоохранных проблем, то сможем действовать надлежащим образом.

Мы предлагаем эти контр-взгляды не для того, чтобы охладить пыл в отношении устойчивого развития или очернить само понятие. На самом деле некоторые кэйз-исследования содержали эти взгляды, а подлинное устойчивое общество на планете в сочетании со стабильным (с нулевым ростом) населением кажется единственной реальной надеждой избежать массового исчезновения видов и гибели экосистем, что обсуждалось в предыдущих главах, так же как и масщтабных бедствий человечества. Вместо этого мы предупреждаем, что слепое принятие устойчивого развития, как подхода, может стать опасным для природоохранных проблем, поскольку этим понятием могут злоупотреблять в интресах дальнейшего роста. Здоровый скептицизм в сочетании с честными попытками сбалансировать потребности природных систем и реальные долгосрочные потребности человечества, по-видимому, является наиболее разумным подходом.

Существует еще один аспект устойчивости, который следует осознать: устойчивость - это не определенный конечный пункт, в который мы прибудем в один прекрасный день или не прибудем. Возможно, мы никогда не достигнем "подлинной устойчивости", какой бы она ни была, но мы, разумеется, можем все ближе продвигаться по направлению к ней. "Устойчивость" - это цель, подобная свободе или равенству: не фиксированный достижимый конечный пункт, а ориентир, который должен направлять конструктивные изменения; реалист настолько же скептичен относительно притязаний на устойчивость, насколько он был бы скептичен относительно притязаний достичь абсолютной свободы" (Lee 1993b).

Устойчивое развитие, разумеется, возможно и, видимо, является самой обоснованной надеждой на сохранение биоразнообразия на планете. Однако для того, чтобы эта цель была достигнута, три фактора должны быть изменены радикально. Во-первых, необходимо серьезно менять систему ценностей, лежащую в основании социальной структуры и определяющую наше коллективное поведение (обсуждается в Главе 19). В богатых, развитых странах долгосрочная глобальная устойчивость должна вытеснить краткосрочную личную выгоду, как главную социальную мотивацию. Люди должны учиться ценить ту экологическую работу, которую совершают природные экосистемы, понимать, что существует взаимосвязь между защитой экосистем и долгосрочной экономической безопасностью, сокращать чрезмерную эксплуатацию ресурсов и оценивать по достоинству природные сокровища. Во-вторых, ориентированные на постоянный рост экономические системы, определяющие существование человечества, должны быть вытеснены экономическими системами, ориентированными на стабильность, которые признают природные ограничения для экономики, как артефакта. Наконец, рост населения планеты должен замедлиться, остановиться и в конце концов перейти в спад; для достижения этой цели проекты устойчивого развития должны содержать внутренние стимулы, побуждапющие к ограничению роста населения. Эти темы мы обсуждаем более подробно в последней главе.

1. Считаете ли вы, что для поддержания устойчивого развития должна происходить экспансия глобальной экономики, если принимать во внимание различие между "ростом" и"развитием"? Если происходит непрерывная экспансия, является ли это устойчивым развитием?

2. Многие притязания на устойчивость на поверку оказываются ложными. Какой критерий можно было бы использовать для того, чтобы судить об устойчивости?

3. Рассмотрим следующий сценарий. Основная цель привилегированных контрактов с Южноамериканским консорциумом на поставки для строительства в США - поставлять двери из махагона на стабильных условиях. Махагоновые деревья заботливо выращиваются в кооперативах, так что ежегодно их вырубают относительно немного, на уровне темпов восстановления или ниже, что поддерживает устойчивое состояние этого ресурса. На мировой рынок, таким образом, поступает ограниченное количество дверей, которые делаются только из данного количества махагона и не более, из-за чего на них держатся высокие цены и спрос. Описывает ли данный сценарий действительно ситуацию устойчивости? Как мог бы внешний по отношению к системе "мошенник" нагреть на этом руки и тем самым расстроить весь процесс?

4. Обсудите некоторые перспективные возможности и проблемы экотуризма на примере вероятных экотуристических маршрутов в вашей местности. Какие проблемы нужно рассмотреть, чтобы гарантировать устойчивый и не вредящий природе экотуризм?

5.Некоторые сторонники охраны природы предложили в качестве надежной модели экономики и экологической стабильности "извлекаемые запасы" (т.е., урожай лесных продуктов, но не древесину). Что может служить такими извлекаемыми продуктами в вашей местности? Обсудите ограничения, налагаемые на извлекаемые запасы. При каких условиях они могли бы быть устойчивыми?

6. Один из ключевых путей к долгосрочной устойчивости является стабильное или уменьшающееся население планеты. Однако уменьшение населения - это не просто изменение числа, но также изменения в возрастной структуре и географическом распредлении. Какое значение могли бы иметь эти изменения для устойчивого развития? Подумайте над такими факторами, как налоги, торговля, отдых, здоровье, спрос на ресурсы и туризм.

Рекомендуемая литература

Daly, H. E. and J.B. Cobb, Jr. 1989. For the Common Good: Redirecting the Economy toward Community, the Environment, and Sustainable Future. Beacon Press, Boston. На общее благо: изменение экономики в сторону сообщества, окружающей среды и устойчивого развития. Daly и Cobb идентифицируют современные логические просчеты экономики и показывают как экономика работает против сообщества и экологической устойчивости, и предлагают превосходные решения для развития новой, более экологически и гумаитарно чувствительной экономики.

Goodland, R., H. Daly, and S. El Serafy (eds.). 1991. Environmentally Sustainable Economic Development: Building on Brundtland. Working paper,The World Bank, Washington, D.C. Экологически Устойчивое Экономическо Развитие: Созидание по Брундтланду. Критика прнципов, выдвинутых Нашим Общим Будущим [Our Common Future], отчетом комиссии Брундтланда. Она помогает выявить просчеты постоянного экономического роста как альтернативы устойчивости.

Kirkby, J. P. O'Keefe, and L. Timberlake (eds.). 1995. The Earthscan Reader in Sustainable Development. Earthscan Publications, London. Сборник статей по различным аспектам устойчивого развития, включая экологические, экономические, географические, политические и социальные аспекты.

Knight, R. L. and K. J. Gutzwiller (eds.). 1995. Wildlife and Recreationists: Coexistence through Management and Research. Island Press, Washigton, D.C. Дикая Природа и Отдыхающие: Сосуществование благодаря Управлению и Исследованию. Для устойчивого развития экотуризм весьма перспективен, но он имеет свои недостатки, в том числе воздействие людей на диких животных и природные территории. Этот сборник обращается к последствиям отдыха на природные территории, в него включен также ряд case studies.

Korten, D.C. 1991-1992 Sustainable development. World Policy Journal 9:157-190. Выдающийся анализ устойчивого развития и проблем экономических институтов, которые обеспечивают неустойчивость. Кортен демонстрирует проницательный анализ на традиционную экономику, глобальную заемную политику и человеческие отношения, каждое из которых нуждается в основательной перестройе для того, чтобы продвигаться к устойчивому развитию.

Mc.Neely, J. A. (ed.). 1995. Expanding Partnerships in Conservation. Island Press, Washington, D.C. Расширение Партнрства в Природоохране. Формирование партнерских отношений, как убедительно показывает Эпплгейт case study, является одним из способов поддержания устойчивого существования. Этот сборник предлагает принципы и case studies, касающиеся партнерства, что поможет решить некоторые проблемы, поднимаемые в этой главе.

Western, D. and R. M. Wright (eds.). 1994. Natural Connections: Perspectives in Community-Based Conservation. Island Press, Washington, D.C. Природные Связи: Перспективы Природоохраны, ориентированной на Сообщество. Сборник case studies и анализов усилий ориентированной охраны природы, на сообщество, которые дают основу подлинному устойчивому развитию.

Кроме того, два сборника статей в академических журналах обсуждают различные аспекты устойчивого развития. Ecological Applications, (Экологические приложения), Volume 3, number 4 (1993) - это формум, посвященный науке и устойчивости, с большими подборками статей, которые обращаются к роли ученых в этих вопросах. Annual Review of Ecology and Systematics, Volume 26(1995) также имеет хорошую подборку статей, которые касаются весьма разнообразных вопросов и понятий, особенно экономических аспектов устойчивости.

Рисунки к главе 18

Рисунок 18.11 Деньги, приносимые экотуризмом, могут быть значительными. В 1987 г. наблюдатели за птицами в Национальном парке Пойнт Пели (Point Pelee), шт. Онтарио, в период с 1 Мая до 24 Мая, пик для наблюдателей птиц, потратили 3.8 миллиона долларов. Исключая расходы на дорогу, вся эта сумма была потрачена на месте. (Hvengaard et al. 1989).

Рисунок 18.12 Экотуризм - быстро растущая отрасль экономики во могих регионах мира. Здесь вы видите экотуриста, фотографирующего морского льва (Zalopus californianius) на острове Сеймур на Галапагосе. Чтобы минимизировать воздействие на природу, передвижение посетителей ограничено специальными тропинками, отмеченными белыми столбиками, кроме того каждую группу сопровождает сотрудник парка. (Фото Тим М. Берра. Tim M. Berra.)

A

B

Рисунок 18.13 Магеллановы Пингвины - наиболее привлекательные объекты для туристов в Пунта Томба, Аргентина. Огромная численность птиц (А) также притягивает все увеличивающееся число посетителей (В), которые желают заплатить, за то, чтобы наблюдать живописные скопления. (А, фото Ди Боерсма; В, с изменениями из Boersma et al. 1990.)

Рисунок 18.14 На многие уголки природы, популярные среди экотуристов и любителей отдыха на природе, такие как Национальный Парк Гранд Каньон, посещения туристов оказывают сильное воздействие. Требуются специальные усилия для защиты, поскольку такие посещения весьма деструктивны. (Фото Скотт Бернер, Scott Berner/Visual Unlimited.)

Рисунок 18.15 Пример роста численности населения в Африке: Гана в 20 столетии. Данные за 1891, 1901 и 1911 год взяты из Boateng (1970); даннные за 1921-1970 гг. взяты из Twum-Barima (1981); цифры за 1980 год и далее - предсказания из Bos et al. (1993). Экспоненциальная кривая соответствует точкам, которые описывают средний темп роста - 2,9% в год.

Рисунок 18.16 Карта Африки, на которой показаны места , используемые в примерах, приводимых в тексте: 1, национальные парки северного Того; 2, Биосферный заповедник М'Пасса, Габон; 3, Национальный парк Руаха, Танзания; 4, Национальный парк Виргунас, НПВ (PNV), Руанда; 5, Ранчо дичи Назинга, Буркина Фасо; 6, Ньяминьями, Зимбабве.

Рисунок 18.17 Биосферный заповедник М'Пасса. На карте показаны окрестные деревни и близлежащий город Макоку.

Рисунок 18.18 Горные гориллы являются важнейшим объектом охраны в национальном парке Руанды. Помимо повсеместного к ним интереса и почти универсального желания защитить их, гориллы приносят прибыль в местную экономику, благодаря экотуризму. (Фотография Peter Veit/DRK Photo).

Рисунок 18.19 Большая Система Йеллоустоуна. Обратите внимание на соседство Йеллоустоуна и системы национальных парков Гранд Тетон (Grand Teton National Parks) с большими территориями государственных лесных массивов [национальных лесов], уголками дикой природы и другими нетронутыми землями (более светлый тон).

Рисунок 18.20 Бизон может повредить изгородь и другие сельскохозяйственные сооружения, а также быть носителем бруцеллеза, который поражает домашний скот. (Фото М.С. Бойс. M.S. Boyce.)

Рисунок 18.21 Лыжный подъемник в Тетон Виллидж, к востоку от Джексона, штат Вайоминг - пример развития зон отдыха в Большой Экосистеме Йеллоустоуна. (Фото М.С. Бойс. M.S. Boyce.)

Рисунок 18.22 Зимняя подкормка лосей в Национальном лосином приюте оправдана, поскольку разводимый на ранчо домашний скот и город Джексон, штат Вайоминг вытеснили лося с его традиционных зимних пастбищ. (Фото М.С. Бойс. M.S. Boyce.)

Рисунок 18.23 Загон для лошадей содержится для прогулок верхом на территории Национального Парка Гранд Тетон. Для того, чтобы поддерживать использование территорий национальных парков в рекреационных целях часто требуются изменения.

Таблица 18.1Некоторые Гипотезы, касающиеся Устойчивости

1. По усредненному глобальному стандарту жизни 1997 г., население планеты в 1997 году превысило существующие возможности.

2. Увеличение размеров населения является единственной серьезнейшей и коварной угрозой представительной демократии.

3. Затраты на программы по прекращению роста населения несопоставимы с затратами на сам рост населения.

4. Время, требуемое обществу на планирование перехода к устойчивости увеличивается с увеличением размера населения и средним потреблением ресурсов на душу населения.

5. Социальная стабильность - необходимое, но не достаточное условие устойчивости. Социальная стабильность имеет тенденцию к обратно пропорциональной зависимости от плотности населения.

6. Бремя заниженного стандарта жизни, который основан на росте населения и уменьшении ресурсов, ложится наиболее тяжелым грузом на плечи бедных слоев населения.

7. Проблемы оружающей серды нельзя решить или улучшить увеличением темпов потребления ресурсов всем обществом.

8. Окружающая среда не может быть улучшена или сохранена с помощью постоянных компромиссов.

9. К тому времени, когда перенаселенность и истощение ресурсов станут очевидны большинству людей, предел возможности будет превышен. Будет слишком поздно стремиться к устойчивости разумными, продумаными путями.

Взято с изменениями из Bartlett 1994.

Таблица 18.3 Примеры Инвестиций ( в территориальных единицах), которые африканскиу страны сделали в Охраняемые Территории.

Данные взяты из IUCN, 1993.

Copyright c 1997 by Sinauer Associates, Inc.
c Все права защищены. Эта книга не может быть воспроизведена целиком или частично для каких бы то ни было целей без письменного разрешения издателей.
За информацией обращаться по адресу: Sinauer Associates, Inc., P.O.Box 407, Sunderland, Massachusetts, 01375-0407, U.S.A.
FAX: 413-549-1118. Internet: publish@sinauer.com; http://www.sinauer.com
c МБОО "Сибирский экологический центр", перевод, 2004
Перевод не может быть воспроизведен целиком или частично, а также выставлен в Интернет без письменного разрешения Сибирского экологического центра.
За информацией обращаться по адресу: МБОО "Сибирский экологический центр", 630090 Новосибирск, а/я 547, Россия.
Факс/тел.: (3832) 39 78 85. E-mail: shura@ecoclub.nsu.ru; http://ecoclub.nsu.ru